Княжья Печать

– А ты думал, как?– ощерился стражник Стибора.– Не отдадут они Печать по-хорошему…Не отдадут…

– Им же хуже!

– Слушай сюда, сынок…– Прохор наклонился к Акиму, что-то нашептав ему быстро на ухо, стараясь, как можно сильнее приглушить голос. Звук в ночном лесу доноситься далеко. И хотя дружинники из Кижа были заняты поисками, но сторожевой дозор где-то ошивался у них в окрестностях. А значит, надо было быть вдвойне аккуратней!

Буквально через минуту тень человека, очень похожего на худощавую фигуру Акима скользнула позади постоялого двора. Вслед за ним мелькнули смутные очертания его гридней, а Прохор вместе с Никодимом появились на Большом тракте уже в седлах, нарочито громко насвистывая старую походную песню.

Дружинники Изяслава замерли, чутко вслушиваясь в тишину ночного леса.

– Стой, кто идет!– прокричал Устим, поворачиваясь в сторону пролеска, где уже виднелись два неспешащих никуда всадника.

– Свои, брат Устим! – громко прокричал Прохор, приветливо снимая шлем со своей седой головы.– Долгая дорога была от Стибора к вам, долгая и трудная…

Прохор легко выбросил свое крепкое тело из седла, приземляясь возле Изяславского стражника, небрежно отбросил поводья Никодиму и распахнул руки для объятий, всем своим видом показывая, что приехал с добрыми намерениями.

– Что ты здесь делаешь, Проша?– прошипел хрипло воин, зорко оглядываясь вокруг, ожидая в любой момент нападение стиборской дружины, небрежно, будто бы невзначай, положив крепкую мускулистую ладонь на рукоять меча.

– Вот тебе на…– рассмеялся Прохор, делая шаг назад.– Вот тебе и хваленое кижевское гостеприимство! Как были вы серыми мышами, так и останетесь! Нет в вас широты души!

– Что тебе здесь надо, Прохор?– снова повторил свой вопрос Устим. Все его естество, весь опыт кричал о том, что что-то неладно, но помимо его воли остальные дружинники, подчиняясь беззаботному веселому настроению предводителя стражи Стибора, подходили ближе и внимательно вслушивались в разговор, позабыв о поисках Печати.

– Аль, не рад меня видеть?– произнес Прохор, напрягаясь всем телом, сжимая до хруста в пальцах древко боевого метательного копья.– Письмо я везу от Великого князя Бориса его боярину князю Изяславу! Секретное…

– Борис пока не Великий князь…– буркнул Устим.

Ага, отметил про себя Проша. Знаешь, ты все и про пропажу Печати и про то, что Мамон снова воскрес. Знаешь…Только знание это тебе уже не поможет!

– А ты, я смотрю, работу себе новую подыскиваешь?– он кивнул на постоялый двор с распахнутыми настежь ставнями.      Устим по инерции обернулся, а это был знак, предназначенный для Акима. В этот же миг откуда-то из-за спин кижевских гридней свистнула в воздухе стрела, потом еще и еще одна. Трое воинов с гербом лесного княжества повалились замертво, а Устим умудрился вовремя развернуться, спасаясь от верной смерти. Древко просвистело где-то над ухом. Он коротко рыкнул, доставая из ножен меч, но опоздал всего лишь на секунды. Пика, которую держал в руках Прохор, коротко ухнула, сбивая дружинника с ног. Раздался хруст перерубленных костей. Устим охнул и покатился по земле, держась за обломанный наконечник. Спустя две минуты все было кончено. Даже Никодим успел расправиться с раненным кижевцем, настойчиво пытающимся уползти в сторону леса.

– Как ты, отец?– раздался из темноты голос Акима. Его тоненькая фигурка уже сновала по постоялому двору, добивая остатки Устимова воинства.

– Добре, сынко!– крикнул в ответ стражник и наклонился к беспрерывно стонущему на земле Устиму.– Ну, здравствуй, Устимушка! – проговорил он, легонько нажимая на копье, глубже опуская его в пробитую рану.– Здрав будь, родной!

От ужасающей боли стражник Изяслава закричал во весь голос. Белки его глаз злобно светились в отблесках горящих вокруг поляны факелов.

– Поговорить я с тобой хотел…Про Печать Княжью…– ласково прогудел Прохор, чуть ослабевая натиск. – Нашли вы ее, аль нет?

– Про то не знаю, то дела княжьи,– через силу улыбнулся Устим, хотя было заметно, что он вот-вот потеряет сознание.

– Ну, ладно!– пожал плечами Прохор, казалось бы, мгновенно потеряв интерес к лучшему воину Кижа.– Огня мне! Обыскать дом!– отдал он указание, а когда в его руках появился факел, то повернулся обратно к Устиму, освещая его бледное, болезненное лицо.– Не знаешь, значит…– со вздохом проговорил он, кивая густой седой копной волос.

– Любовь у меня тут живет, хозяйствует,– ухмыльнулся во весь беззубый рот Устим,– порадовать ее приехал, понежиться…

– Понежиться, значит,– отвлеченно кивнул Прохор, уперев взгляд в землю. Рядом топтался Аким, наблюдая за действиями своего отца,– ну…ну…

И со всего маху вонзил чадящий факел прямо Устиму в лицо. Запахло паленой кожей и плавящимися волосами. Щеки мгновенно вспыхнули алыми волдырями. Дружинник заверезжал, как резаный поросенок, завертелся на земле волчком, пытаясь сбить огонь, охвативший его соболью шапку и льняную накидку. Боль была невыносимой.