Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

Поручик бомбардирской роты Преображенского полка, любимый птенец гнезда Петрова, вороватая, но верная рука Петра (по его собственному, императорскому, определению), счастья баловень безродный, до конца жизни оставшийся неграмотным, имел на Мясницкой огромную усадьбу. Вот в этой усадьбе и построил архитектор Зарудный храм при участии, как считают, итальянских и швейцарских зодчих, среди которых числят знаменитейшего Трезини, построившего весь петровский Петербург, включая Петропавловский собор. Более того, Петропавловский собор считают как раз потомком Меншиковой башни – стройной, изящной, нарядной, с завитками-волютами сбоку. Но с непокорными главами судьба редко обходится ласково. Вот и башню – сначала шестиярусную, с 30-метровым шпилем, увенчанным фигурой архангела, – укоротили: в 1723 году, когда внутренние работы еще шли черепашьими темпами за отъездом светлейшего в Питер, в церковь ударила молния. Громоотвод изобретут еще через 30 лет, и не у нас, а в Америке, а пока что спасения нет, и строение изрядно погорело. И восстановили его не скоро и не в прежнем виде – ни верхний ярус с часами, ни шпиль возводить не стали, а увенчали Меншикову башню винтообразным куполом, еще более непривычным москвичам, чем шпиль Зарудного.

В отличие от храма Василия Блаженного, Меншикова башня очень нравилась искусствоведу-академику Игорю Грабарю. Поверим на слово специалисту, который назвал ее ни больше ни меньше как поэтическим дифирамбом зодчего красоте русского иконостаса. Почему на слово, ведь храм, слава Богу, уцелел? Да, сохраниться-то он сохранился, и даже службы в нем проводятся, вот только поглядеть на него издали, чтобы оценить во всей красе и пышности, нет никакой возможности, потому как со стороны Архангельского переулка вид перекрыт возведенной еще в начале XIX века церковью Федора Стратилата, которую, собственно, и строили как «теплый храм» при церкви Архангела Гавриила – чтобы не разориться зимой на отоплении эдакой махины. А противоположный фасад ограждает от любознательных глаз высокий забор почтамта. Так что фотографии, на которых храм изображен «в полный рост», – все как есть дореволюционные, на нынешних виднеются разве что два верхних яруса. И то набегаешься, пока найдешь, откуда снять: за прошедшие века Москва подросла, и доходные и бездоходные здания заслонили Меншиковы претензии на господство над окружающей местностью. Дома, они как люди: и акселерации подвержены, и всегда найдется тот, кто выше.

Мясницкая Евпловка, Фроловка, Кировка

Мясницкая улица, ежику ясно, получила название потому, что на ней жили мясники – те самые, которые испоганили близлежащий пруд отходами своего производства, отчего он и стал называться Поганым. Если уж быть скрупулезно точными, старинное объединение людей этой специальности называлось Мясницкой сотней черных людей (черные сотни – это именно отсюда!) и подчинялось одному только московскому князю. Стало быть, поселились тут мясники еще в княжеские времена – веке примерно в пятнадцатом. Тогда это была еще не очень улица – так, домишки, перемежаемые островками леса. Потом на местности стало вырисовываться нечто вроде улицы, но она была еще далека от сегодняшней – и на местности тоже: начиналась от Ильинских ворот Китай-города и шла сначала по Лучникову и Большому Златоустинскому переулкам, выворачивая потом на нынешнее направление. Мясницкой она еще не называлась: начальный кусок именовали Евпловкой, а кусок, примыкающий к Мясницким воротам, – Фроловкой: все по церквам, которые на ней стояли. «А где же Мясницкая?» – спросит дотошный читатель, смущенный наличием Мясницких ворот. А пока за воротами – между Белым и Земляным городом. А где мясники? Да всюду – ведь церковь Флора и Лавра, в честь которой улицу назвали Фроловкой, переставив слоги, чтоб было удобнее языку, и освящена-то была в честь этих святых потому, что их считали покровителями скота.

В начале XVIII века мясников на улице не осталось, зато вся она от нынешнего начала и до теперешнего конца стала Мясницкой. Улица стала боярской и – бери выше – чуть не сделалась главной улицей Москвы. Царской дорогой она, во всяком случае, стала – по ней из Кремля в Немецкую слободу частенько езживал царь Петр. Ну а где правитель, там и самые верноподданные – сами на примере Кутузовского проспекта и Рублево-Успенского шоссе знаете. Меншиков – уже читали – там поселился, и другие ближние тоже. Потом царь бросил старую столицу для новой, но шлейф престижности тянулся по улице вплоть до революции. Она даже превратилась в начало московских начал: от почтамта, что занял сперва меншиковские палаты, а потом обзавелся на том же месте собственным представительным зданием, отмеривали все дороги в России.