Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

Да не сочтут нас очернителями светлого образа столицы – есть много памятников советской эпохи, которые не вызывают у нас изжоги и желания надеть темные очки. Агитатор и горлан Маяковский у Зала Чайковского, уютный Островский у Малого театра, о котором в пору нашего детства нам загадывали загадку: «Он был к театру всей душой, а сел в Москве к нему спиной», Грибоедов на Чистых прудах, Чайковский у Консерватории, там еще заборчик забавный с нотами, Циолковский на Аллее Космонавтов у ВДНХ, да всех не перечислить. Не очень, правда, впечатляют последние достижения в монументальной скульптуре – не мы, честно, придумали прозвище для памятника Достоевскому у Российской государственной, бывшей Ленинской, библиотеки – «больной геморроем» или для памятника Жукову у Исторического музея – «мужик с селедкой между ног». Лошадь там и правда… но не будем о скучном. Развеселит нас голова, которая стоит перед зданием Института атомной энергии на площади Курчатова и принадлежит Игорю Васильевичу. Памятник смешной и, если хотите, знаковый: Курчатов – это, бесспорно, голова! А самый милый, на наш взгляд, – это памятник Никулину на Цветном бульваре. Там на тротуаре у цирка припаркован бронзовый кабриолет – копия драндулета из «Кавказской пленницы», и клоунский башмак отработавшего номер Никулина уже занесен над подножкой: предельно трогательно и человечно. Хотите пафосу? Это вам к Дворцу бывших пионеров на бывших Ленинских горах – там стоит, наверное, единственный в столице памятник литературному герою – Мальчишу-Кибальчишу. Мечтаете немного погордиться страною? Это вам, батенька, на ВДНХ, там разом и рабочий с колхозницей, и «мечта импотента», ой, простите, монумент «Покорителям космоса». Город большой, памятников много, каждый найдет на вкус и цвет. Только страдающих ностальгией по совку предупреждаем – вам в Парк искусств на Крымский вал. Там теперь и Феликс, и Калинин, и Свердлов.

А тем, кто твердо помнит, что скульптура – это искусство, им – на Болотную, бывшую площадь Репина. Но не к Илье Ефимовичу работы Манизера (хотя и сам Репин с палитрой в руке, будто бы направляющийся по новому пешеходному мосту в Третьяковку, сработан профессионально), а в дальний от улицы Серафимовича конец сквера. Там легендарный Шемякин: «Дети – жертвы пороков взрослых». С нами согласны не все, ну так мы и не претендуем на последнюю инстанцию.

Пашков дом Лицо Москвы

«Почтенный читатель! Не спешите ныне к сему дому, если не хотите, чтобы сердце ваше страдало: вы увидите тот же дом, тот же сад, ту же отделяющую оный от улицы железную прекрасную решетку, но все в самом жалком состоянии. Огромный четырехэтажный дом с двумя по бокам флигелями и бельведером, образец прекраснейшей архитектуры, ныне только что не развалины…»

Строчки из «Нового путеводителя по Москве, Первопрестольной столице государства Российского», изданного в неближнем 1833 году, описывали актуальное состояние дома Пашкова – великолепного дворца работы великого Баженова, что царил и парил над бровкой Ваганьковского холма. Заметьте, прошло меньше 50 лет со времени постройки и только 16 – после того, как дом, пострадавший в пламени пожара 1812 года, восстановил Осип Бове. Получается, что в 1833, отмеченном разрухой дома, году старожилы еще хорошо помнили, как выглядели дом и сад при нем в их лучшую пору, когда замком на холме владел первый хозяин – капитан-поручик лейб-гвардии Семеновского полка Петр Егорыч Пашков. Вся любопытная Москва сбегалась по воскресеньям и праздникам к решеткам сада поглазеть на фонтаны, гроты, статуи, пруды с лебедями и китайскими гусями, диковинных птиц, разгуливающих по дорожкам или сидящих в клетках.

К тридцатым годам позапрошлого века наследнички капитан-поручика довели дом до полного запустения – примерно такого же, в котором он находился к излету советской власти. И все же между двумя разрухами был у Пашкова дома период расцвета – он случился, когда здание, выкупленное в 1839 году в казну для университетского дворянского пансиона, решили в 1861-м передать под Румянцевский музей.