Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

Плевако Сам себе всё

Это сейчас кое-кто из адвокатов (назначенных знаменитыми) постоянно мелькает на телеэкране. Это сейчас их зачастую экзотические фамилии незатейливо вкладываются в наши уши, глаза и мозги. Но никому из них так и не удалось достичь славы звезд российской адвокатуры рубежа XIX–XX веков (не только дотелевизионной, но и даже дорадийной эпохи) Анатолия Федоровича Кони и Федора Никифоровича Плевако (тоже те еще фамилии, может, чтобы стать знаменитым адвокатом, необходимо, как минимум, иметь нестандартную фамилию?). Кони был петербуржцем – стало быть, мы про него здесь не рассказываем. А вот Плевако – москвич.

Вообще-то родился сын дворянина и крепостной киргизки в Оренбургской губернии, но и учился (1-я Московская гимназия и юрфак Московского университета), и работал (присяжный поверенный Московской судебной палаты) в Первопрестольной. О судебных успехах Плевако, о его знаменитых речах, произносимых внешне невыразительным голосом, да еще с пришепетыванием, мы тут говорить не будем, любознательный читатель может самостоятельно прочесть давно изданный двухтомник судебных речей Плевако. А мы вам лучше байки расскажем – как раз те, что показывают человека.

Судили как-то крестьян, взбунтовавшихся после того, как наследник прежнего барина отобрал у общины землю, отданную крестьянам без должного оформления, просто по договоренности. (Кстати, требующий обычно высоких гонораров Плевако с крестьян и рабочих, так же обычно, денег не брал.) Молчавший весь процесс защитник после горячего выступления прокурора наконец-то обратился к жюри, сплошь состоявшему из местных помещиков. «Я, – начал Плевако, – не согласен с прокурором, он требует слишком мягкого наказания. Вот этому подсудимому надо срок удвоить, этому прибавить пять лет, и этому… Чтобы раз и навсегда отучить мужиков верить слову русского дворянина!» Занавес. Крестьянам вынесли оправдательный приговор.

И еще одна картинка. Плевако был весьма состоятельным человеком, владел даже доходным домом на Новинском бульваре. Повседневная его бытовая скромность время от времени сменялась широким разгулом: он устраивал лукулловы пиры на специально зафрахтованных пароходах на маршруте от Нижнего Новгорода аж до Астрахани. Источник доходов мы уже раскрыли (да и чего тут непонятного?) – высокие гонорары. А вот как эти гонорары порой добывались. Состоятельный купец просит Плевако принять участие в процессе. Адвокат соглашается и просит аванс. Купцу слово незнакомо. «Что это такое?» – «Задаток знаешь? – уточняет Плевако. – Так вот аванс в два раза больше». И на этот раз – занавес. Все-таки адвокаты – люди сцены. Сами себе режиссеры и сами себе (и своим клиентам, и суду) актеры. Дело в мастерстве. Плевако – мастер. Завидуем его современникам.

Потаповский переулок От храма к зодчему

Справочник «Имена московских улиц», изданный «Московским рабочим» в 1979 году, утверждает, что Потаповский переулок, переименованный в 1922 году из Большого Успенского переулка, находится между Телеграфным переулком и улицей Чернышевского. Это неправда. Телеграфного переулка, равно как и улицы имени русского революционера-демократа, еще в стародавнем 1863 году объяснившего всем заинтересованным лицам, что делать, теперь в столице нет. Телеграфный переулок сейчас снова Архангельский по церкви Архангела Гавриила, более известной всем любителям московской старины под названием Меншикова башня. И улица, переименованная в 1940 году в честь Чернышевского в связи с 50-летием со дня его смерти, опять называется именем, которое она носила с XVII века, – Покровка.

Потаповский переулок, написано в справочнике, назван в честь талантливого русского крепостного зодчего Петра Потапова, построившего здесь в самом конце XVII века церковь Успения Божией Матери. Старое название переулка происходит от этой же церкви. Это, по всей видимости, правда. Почему мы говорим об этом так неуверенно? Да потому, что судить о таланте зодчего и красоте церкви можем только с чужих слов – в данном случае со слов Ивана Кузьмича Кондратьева, утверждавшего, что это один из величественнейших храмов в Москве, своей дивною архитектурой удивлявший не только русских знатоков прекрасного, из которых он выделяет Баженова и Карамзина, но и Наполеона, который поставил возле него специальную стражу, чтоб не взорвали ненароком.

Социалистические «реконструкторы» Москвы отнеслись к шедевру не так бережно, как французский завоеватель. Улица Покровка показалась им узковата. Справочник, изданный в социалистической Москве, как советский партизан на вражеском допросе, молчит о том, что творение талантливого русского крепостного зодчего в 1936 году сровняли с землей – в полном смысле слова. Чахлый скверик на углу Покровки и переулка и двухэтажный домик причта самого невзрачного вида – вот все, что осталось от всех тринадцати куполов непостижимой, как пишет Кондратьев, легкости.

Пресня Боевой район