Книга о красивой жизни. Небольшая советская энциклопедия

Топография тогдашней Пушкинской площади заметно отличалась от нынешней. Там, где ныне новое здание «Известий», был кинотеатр «Центральный». Никакого «Макдоналдса» и предшествующей ему «Лиры» (кафе для приблатненной молодежи, предтеча «Метлы» на Новом Арбате и неудачная попытка возрождения «Молодежного», что чуть далее по Тверской). Стояло здесь два ряда двухэтажных хибар с немудрящим московским сервисом, в том числе прекрасной кухни шашлычная «Эльбрус».

«Эльбрус» был с видом на магазин «Армения», а пивная — с видом на Палашевский рынок.

Пивная была двухзальной и двухуровневой. Входишь в первый зал — здесь пьют стоя. Делаешь широкий шаг вниз — и ты во втором зале, со столиками и стульями. Здесь, под сводами и в жутком табачном чаду, под непросыхающий мат, хорошо думалось о родном городе и своей предстоящей судьбе.

Почему-то мне «Пушка» более запомнилась утренней, опохмелочной, когда коренастые мужики смачно оттягиваются после вчерашнего. И лохматая пена долго не сходит с их смурных рашпильных рож.

Дебардакер «Прибой»

На теплой от вонючих кондитерских стоков Канаве, отделяющей «Ударник», «Дом на набережной» и «Красный Октябрь» от Бабьего городка и его апофеоза — фабрики «Красные текстильщики», стоял дебардакер. На этом месте и сейчас стоит нечто современное и плавучее, какой-то речной пароход, превращенный в кабак.

Основную часть этого привязанного к берегу канатами чудовища занимал ресторан «Прибой», где цыгане пробивали себе нелегкий концертный путь, а народ надирался в лоскуты на червонец втроем. Слева же шел отдельный трап в пивняк. Официант старинной закваски в темной ливрее меланхолически сдерживал рвущуюся внутрь толпу, вытягивая из самых смышленых по рублю с компании.

Каждый вечер здесь разбивали толстенное стекло входной двери стоимостью в пятьдесят рублей (полмесячной зарплаты нормального человека). И не лень было каждый день вставлять новое. Наверное, это был чей-то постоянный заработок — вставлять злополучное стекло. Разбивали его либо под напором рвущихся снаружи, либо по ходу внутренней драки. Звон стекла завершал действо, и пострадавший, в крови и с истерзанной мордой, ловя сочувственные жесты и слова, жадно хлестал свое пиво, зализывая рваные раны.

В зале — жуткая теснота, все столы заставлены кружками и огромными тарелками с дымящимися креветками. Как и во многих местах, креветки продавались порционно — не менее полукило. Не меньшие кучи составляла и розовая креветочная шелуха. Тогда еще креветки имели вполне розовые, а не почерневшие от горя и многих разморозок-заморозок головы, а главное — достойные размеры. Это позволяло им лежать пластом, а не вкривь и вкось, как стало привычно потом, когда все измельчало.

Дружба на улице Дружбы

У каждого ВУЗа были свои излюбленные питейные заведения. Ленинградские политехи любят сидеть «У заставы» на Сенной. Мореходка качалась в «Петрополе» на Васильевском или в «Нептуне» («Гром морей, веселья шум дарит вам пивбар „Нептун“!»), московский блатной МГИМО раньше любил «Прагу» в Сокольниках, бауманцы засиживали все точки от Басманной до Измайлова.

Я учился в Московском университете и изначально у нас было две излюбленных точки — кафе на углу Ленинского и Университетского (оно, кажется, называлось «Романтика» и, быстро прогорев обкуренными столами, превратилось в ресторан) и двухэтажная безымянная стекляшка на улице Дружбы, недалеко от китайского посольства. Пиво здесь подавали и бочковое, и бутылочное (и то, и другое — отвратительного качества), место было неудобное в транспортном отношении, хотя и близкое, а потому, когда оно закрылось и открылись новые точки и горизонты, мы почувствовали облегчение и отпустившую досаду обойденных судьбой.

«Сайгон»

И тогда на долгие годы такой точкой стал «Сайгон», он же «Бадаев», он же «КПЗ». Первое название ни с чем не связано, кроме шедшей в те же годы войны во Вьетнаме между США и СССР. Второе связывалось с легендой, будто сюда проложен пивопровод от недалекого Бадаевского пивзавода. Третье — аббревиатура, но не «камеры предварительного заключения», а «киевского пивзала», потому что Киевский вокзал находился совсем рядом. А напротив, в том же Брянском переулке, телепалась вечная очередь в кассы предварительной продажи билетов Киевского направления.

«Сайгон» был типовой хрущевской двухэтажкой. На первом этаже — стоячка, на втором — сидячка, впрочем изначально сидячими были оба этажа. Так как «Сайгон» просуществовал довольно долго, то и пережил несколько маленьких революций. Был даже эпизод в его истории, когда внизу торговали квасом, а наверху — пивом. Очереди здесь всегда были убойно долгие. Но деваться некуда. Все от «Сайгона» далеко. Да и везде хвосты, пусть не такие.

Мы часто гоняли впереди себя гонца — часа за два-три до подхода основных сил. Боец должен был не только прорваться вовнутрь, но и занять столик, заставив его пивом, зорко следить и за окном, чтоб не пропустить иззябших своих, и за столом, чтоб не напоить наглых чужих.