Книга о любви

Смешанные в правильной пропорции, эти двойственные переживания могут стать важной составляющей отношений между родителями и детьми. Сильные чувства по отношению к детям – разве есть на свете родители, которым не случалось проклинать расплакавшегося среди ночи ребенка, а через несколько минут, когда он уснет, глотать слезы умиления, глядя на его кроткую мордашку, – порождают в нас стремление лучше их понимать. “Когда вас рвут на части противоречивые чувства, это заставляет задуматься, – пишет феминистка и психотерапевт Роззика Паркер в своей полной глубоких мыслей книге «Материнская любовь, материнская ненависть». – А вдумчивый подход к детям, возможно, самое важное в материнстве”[213]. Чтобы проиллюстрировать свою точку зрения, Роззика Паркер предлагает читателю представить себе мать, которой знакома лишь “безоблачная любовь”. С чего бы такой матери задумываться над проблемой воспитания детей? Что заставит ее размышлять, как стать лучшей матерью, и не упускает ли она чего-то важного? По мнению Паркер, двойственные чувства лишь углубляют наши привязанности, служат им дополнительным стимулом. Мы задумываемся о том, что сломалось, потому что хотим починить это. Мы обращаем внимание на то, какие мы разные, потому что хотим преодолеть эти различия и сблизиться. И даже если противоречивые чувства останутся с вами навсегда – двойственность чувств, или, как это называют психологи, амбивалентность, не болезнь, которую можно вылечить, – это ничего, потому что они заставляют вас думать о тех, кого вы любите.

Это напомнило мне о замечательной книге Мориса Сендака “Там, где живут чудовища”[214]. В этой книге говорится о многом: о полете фантазии, о ночных кошмарах, о наказании. Но еще там очень точно описано противоречивое поведение родителей. Все начинается с того, что мама (которую мы не видим), разозлившись на мальчика по имени Макс, называет его чудовищем. Он злится в ответ и говорит ей: “Я тебя съем!”, и его отправляют спать без ужина. Потом детская превращается в лес, и Макс знакомится с племенем зубастых чудищ, любителей танцевать при луне. В конце концов Макс возвращается домой, в свою комнату, где его ждет ужин.

В том-то и секрет книги: Сендак показывает нашу темную сторону – только поглядите, как далеко она может нас увести! – а потом возвращает домой, где нас простили, где всегда тепло. Эта книга вселяет в нас надежду, потому что говорит: смотрите, в каждом живет чудовище, но мы все равно любим друг друга.

Это вдохновляющая книга. И в то же время сказка для детей. В жизни все куда сложнее, куда неприятнее, ее уроки не такие ясные. Я понял это, выслушав историю Шэрон. Когда она говорила о своих первых приемных детях, мальчике и девочке, чья мать умерла от передозировки, ее голос дрожал от горя: “Я не сумела помочь им. Они пошли по стопам своих биологических родителей”. Девочка в семнадцать лет сбежала из дома, пристрастилась к наркотикам. Оказалась в тюрьме за проституцию, вышла, снова села и т. д. У мальчика дела шли не лучше, Шэрон много лет отказывалась говорить о нем. Но когда я спросил ее, не жалеет ли она, что приняла их в семью, она ответила не задумываясь: “Нисколько не жалею. Все пошло далеко не так, как я мечтала, но я сделала все, что было в моих силах исходя из того, что знала”. И она рассказала мне о своих внучках.

Все началось в 1994 году. Шэрон выступала с лекцией по открытому усыновлению в городе Бойсе, Айдахо. Ей было известно, что ее приемная дочь родила двух девочек, но отказалась от них из-за того, что была наркоманкой. Несколько лет назад Шэрон узнала, что девочек удочерила семья из Айдахо. После лекции в разговоре с директором местного центра опеки она спросила, не слышал ли он случайно о ее внучках. Директор ответил, что помнит их, и познакомил Шэрон с социальным работником, курирующим приемную семью, – так уж вышло, что эта сотрудница опеки тоже присутствовала на лекции.

Шесть месяцев спустя в доме Шэрон зазвонил телефон. Звонила социальный работник: внучки Шэрон хотят с ней познакомиться. В первый момент Шэрон испугалась: “А если они примут меня в штыки? А вдруг приемная семья хочет перепоручить их мне или им нужны деньги?” Но она взяла себя в руки и набрала номер. Трубку взяла старшая внучка. Шэрон могла бы принять ее за свою приемную дочь: тот же голос, те же интонации, те же грубоватые манеры. “Я назвала свое имя, и она крикнула куда-то в сторону: «Это наконец-то бабушка Шэрон из Калифорнии!»”