Когда Сильвия проводила ладонью по своему телу, танцуя с Янушем, это казалось обыкновенным движением, лишенным смысла. Сейчас это была нежность, граничащая с мастурбацией, словно ее разгоряченное тело требовало хотя бы суррогатного удовлетворения. Когда двигала бедрами, чувствовалось в этом обещание непревзойденного соития и чего-то потрясающе сказочного. Когда молодой человек приближал ее к себе в какой-нибудь из обычных танцевальных фигур, она оборачивалась вокруг него, как горячая сексуальная лиана. У Сильвии было довольно стройное тело, но она была высокая и в общем довольно крупная. В вечернем платье выглядела привлекательно, но сейчас превратилась в одалиску. Казалось, ее бюст еще больше, а ноги еще длиннее. Золотистая кожа блестела от пота и феромонов. Кожа самки во время течки. Даже волосы ее танцевали — и обещали.
Януш увидел лицо молодца, полное ненасытного самолюбования и удовольствия победителя, и в этот миг, прямо сейчас, почувствовал, что впервые в жизни готов убить. До этого он никогда не был особенно ревнив. Честно говоря, не очень понимал, в чем тут суть. Сейчас все его существо требовало крови.
Мимолетом он увидел ее лицо с полураскрытым ртом, влажными губами, слегка обнажающими верхние зубы. Увидел бессознательный взгляд ее черных глаз, затуманенных внутренним блеском. Он знал ее такой. Лежащей под ним. Когда-то. Давно. Сумасшествие, транс, магия, танец святого Витта. Он смотрел так, что у него разболелись яички, а разум был на грани сумасшествия.
Виски по вкусу напоминал йод и не приносил облегчения.
В комнате было почти темно, только сильный блеск уличных фонарей высвечивал смуглое тело его жены. Она лежала неподвижно на спине, как на операционном столе, холодная и безразличная, словно мраморная статуя. Ее пышная грудь была обнажена, темные волнистые волосы рассыпались по подушке. Они молчали. Он пытался превратить свою боль в страстность, обнаружить в ней какую-нибудь реакцию. Безрезультатно. Когда он целовал ее, лизал и сосал, у него складывалось впечатление, что он только ее обслюнявливает. Ее губы оставались сухими и неподвижными. Он чувствовал себя неловким, нежеланным, примитивным. Когда он вошел в нее, сначала мягко, потом все более решительно, она осталась далекой и холодной. Смотрела в потолок блестящими черными глазами и терпеливо ждала, пока он кончит. Молчала.
И он тоже молчал. Только кровать скрипела.
Потом она села, молча надела сорочку и повернулась к нему спиной.
— Спокойной ночи, — произнесла безразлично и отстраненно. Но, прежде чем отвернулась, он успел заметить на ее щеке блестящую дорожку. По которой скатилась слеза.
Утро имело цвет стали. Неожиданный порывистый ветер, отголоски какого-то урагана, который со всей силой обрушился на Францию, частично затронул Германию, а здесь был банальной бурей, приводящей людей в бешенство. По серому небу неслись стальные черные тучи, каждую минуту сек ледяной дождь, смешанный с осенними листьями и мусором. Это был день, когда следовало переждать в каком-нибудь уютном месте у камина с книгой в руках. День не пригодный, чтобы активничать.
Это определенно был не тот день, когда можно выносить тяжелые апатичные лица студентов, снующих по кабинету, подобно сомнамбулам, и делающих одну поразительную глупость за другой или пялящихся на преподавателя, как заторможенные бараны. К тому же это был плохой день для собрания, касающегося распределения грантов, созерцания уважаемых, достопочтенных и просвещенных людей, яростно, с остервенением шакалов, борющихся за одного кролика, спорящих о квотах порядка пятидесяти злотых.
Это был хороший день для того, чтобы умереть или нажраться. Януш решил выбрать второй вариант.
Окраса был тем человеком, для которого не нужны никакие уговоры и аргументы, слова «пиво» вполне хватало. Он был в силах принять экзистенциальную скорбь существования лишь при условии, что под влиянием этого напитка мог довольно часто дойти до бессознательного состояния. А Януш отчаянно нуждался в компании. Кроме того, Окраса был сильно научен судьбой, если иметь в виду женщин, в нем крылся бесценный источник советов.
К тому же Януш его любил, основательного, напоминающего Обеликса молчуна, который производил впечатление единственного неизменного и постоянного элемента в мире, погруженном в хаос.
— Это, дорогой мой, обыкновенный супружеский кризис. По-моему, тебе ничего не угрожает. Она временно потеряла к тебе интерес. Это бывает. Но она не уйдет.
— Почему?
— Потому что это ничего не изменит. Будь здоров! — Окраса окунул усы в пену и отставил кружку. — Она сама не знает, чего ей надо; пострадает и успокоится. Она же по какой-то причине вышла за тебя, и та причина как бы по-прежнему остается. Рано или поздно она в ней опять заговорит. Ты — молодой человек и не должен терять хладнокровие из-за какого-то случайного хрена. Это такой тест. Если достаточно одного кретина, чтобы развалить брак, то плюнь на нее и накидайся пивом. Пиву не нужны предварительные ласки. Оно и так доставит тебе удовольствие.