Читаем Книга отзывов и предисловий полностью

Книга отзывов и предисловий

И в диалоге с классиками, например Гоголем, чутким к чертовщине: в одном стихотворении мальчик Гоголь встречает в реке инфернального «неземного рака», в другом героиня слышит (подобно персонажу «Старосветских помещиков»), как кто-то ее «Вдруг тихим голосом позвал / Посмертным именем: Азвал!». Это, кстати, характерный приговский прием: только что произнесенное осмысленное слово повторяется почти идентичным сочетанием букв, смысл которому назначает уже сам поэт, а не словарь.

Прошлое. Как Пригов говорит об истории? Значительные персонажи, сыгравшие роль в судьбах мира, – это люди, которых можно попытаться понять. Вступая в контакт с королями, дамами, валетами и тузами прошлого, Пригов становится джокером: он надевает такую маску, что с его визави маски – бронзовые, посмертные – слетают. Это схоже с тем приемом, который Виктор Шкловский назвал остранением (когда мы смотрим на, казалось бы, знакомый предмет как будто впервые в жизни). Галерея «школьных» исторических персонажей, от Дмитрия Донского до Хрущева, укладывается в одно миропонимание, во многом завязанное на этике: умученный Петром Первым «сыночечек» через 200 лет мстит поколению отцов «Павликом Морозовым». Одновременно Пригову важно показать личную связь с прошлым – перемахнуть бездну между ничтожным частным и всемирно-героическим:

Люблю я Пепси-колуИ Фанту я люблюКогда ходил я в школуИх не было тогдаБыла же газ-водаЕе солдаты пили

И генералы тожеА ведь все это былиВойны герои – Боже!

Преступление. Нарушение границ связано с идеей преступления, природа которого Пригова бесконечно занимала. В постсоветское время, когда криминал стал предметом публичного обсуждения и горячим фактом повседневности, Пригов создал несколько сборников «По материалам прессы» – в них его фирменный «как бы изумленный тон» скомбинирован с приемами found poetry, «найденной поэзии». Пригов приводит и тут же комментирует шокирующие газетные заголовки:

Запредельный цинизмПроявилиДва тридцатилетние убийцыОни прежде ногами забилиСвою жертву

А после ножомКухоннымМясо срезали и бросали в унитазСпускалиУнитаз и засорилсяОни – что за бредятина! —Вызвали слесаряТут все и обнаружилосьУж и не знаешь, по поводу чего

Тут изумляться

Позже с материалами такого рода, наследуя Пригову, будут работать другие поэты, например Алексей Колчев. В других текстах Пригов пытается проникнуть в психологию преступника. Появляется здесь, конечно, и любимый герой Пригова, гроза преступников и страж мирового порядка – Милицанер.

Природа. Природа для Пригова – среда, медиум, в котором ад может встретиться с раем, а обыденные существа («Сотрудники леса – лиса и медведь») обернуться демонами – или, вернее, заставить сомневаться в своей обыденности. Интересно, что именно в этих текстах фигура говорящего, трудноопределимое приговское «я», явственно отделена от описываемого мира. «Против меня живущая природа» – этот мир остается непредсказуемым и принципиально непознаваемым, а то и враждебным, вновь напоминая нам о Данте, который стоит в сумрачном лесу:

Себя я просто вычел из природыИ вот она отдельная стоитДоступная словам любой породыИ осмысляема на всякий вид

Пол.

Некоторые стихи Пригова можно было бы назвать эротическими – если бы его целью была только передача чувственности. В этих текстах важнее всего представление о сексуальном партнере как о Другом; в каком-то смысле подход к телу и телесности – как к языку, который необходимо освоить и, разумеется, подвергнуть критике. Как правило, речь здесь идет о теле и поведении женщины; Пригов критикует/пародирует не только Другую/Другого, но и типичное поведение «я» в эротической ситуации, поведение влюбленного или возбужденного субъекта, которого все происходящее не перестает удивлять. Здесь возможны неожиданные проекции:

А что, и мумия ведьБыла когда-то молодаяОбладая мягким обольстительным мясомНог, живота, грудиВ Беляево и поныне такВыходят женщины под вечер в зону отдыхаВстречают меняВ приветствии наклоняют гибкиеВсе еще лебединые шеи

Письмо. Пригов часто обращается к проблемам собственно ремесла поэта – технике письма (от выбора бумаги до употребления ругательств), его автоматизму, психологическим состояниям, которые ему сопутствуют. Здесь возможны и нарочито «голые» тексты:

Перейти на страницу: