– Сам удивляюсь. Менталитет, – ответил Рожков, ни секунды не задумываясь. – Меня папа с мамой хорошо воспитали: люди в беде – надо помочь. Давай за родителей! – И мы с ним допили из литровой бутыли остатки сливовицы – цыганский подарок отчаянной крепости и такой душистой силы, от которой утром даже голова не болела.
Откровение августа
Сегодня я впервые услышал воздух – не ветер, не гул, это было как дыхание большой воды, лесного озера, но это был звук, именно звучание. Потом оно исчезло, я упустил.
Есть вещи, которые можно понять только как понятные, а есть вещи, которые можно понять только как непонятные, то есть скорее впасть в них, проникнуться, признать безотчетно, как желтое – желто, а синее – сине.
Это кажется сложным, потому что непривычно, но если однажды до тебя дошло, что так оно и было с самого начала – просто незаметно…
Удивительный вечер.
Небо было затянуто сплошной пеленой, но воздух – прозрачный, и этот серый свет – такой ясный почему-то, грустный, как жизнь, которой все равно суждено пройти.
Возраст вершины
В тридцать три года я стал учиться жонглировать.
Кто-то может над этим посмеяться и сказать – лучше бы машину выучился водить. Или денег заработал, позаботился о будущем, взялся за ум.
А вот будет конец света – куда вы уедете на своих машинах? какими деньгами будете откупаться? за какой ум возьметесь?
Вообще сложно представить, что вы будете делать, когда Огненный Змей спустится с Небес.
А я буду жонглировать.
Самое смешное, что если все будут жонглировать, конец света наступит еще быстрее.
Умная мысль
На днях мы с трехлетним мальчиком Леней мастерили крышку для колодца. Он мне помогал, и мы с ним по ходу изучали инструменты и как ими пользоваться: вот отвертка, вот молоток, вот саморезы. Слово «гвоздодер» Леня почему-то не хотел запоминать. Я ему упорно, битых два часа втолковывал, что эта штука называется «гвоздодер». А потом вспомнил, что это «клещи».
Не надо учить детей чепухе.
Ивановские мороки
Говорят, что мороков не существует, что они все в голове, а в реальности их нет. На это хочется возразить историей, принадлежащей к жанру «хотите – верьте, хотите – не верьте», то есть расценивайте ее как знаете, в меру своего жизненного опыта, а мое дело просто рассказать максимально близко к тому, как было, ничего не упустив и не испортив отсебятиной.
Осенью мы с Юлей въехали на съемную квартиру в районе КИПа. Юля этот район не знала и спросила у меня:
– Что такое КИП?
– Аббревиатура, – ответил я.
– Ясно. – Лицо у Юльки приняло знакомое мне птичье выражение – как будто она сейчас вспорхнет и улетит, не имея интереса всю жизнь разгадывать загадки.
А я как раз загадки обожал – сам их придумывал и Юльку ими потчевал:
– В доме – домовой, в лесу – леший, а в поезде…
– Не знаю!
– А в поезде – проводник, – учил я терпеливо.
– Вот и жил бы с проводником, если тебе он так интересен! – ворчала Юлька. – Я себе сумочку новую купила, а ты – ноль внимания.
В общем, мы въехали в нанятую квартиру под номером 23 – обычный вроде номер, не какой-нибудь тринадцатый, не шестьдесят шестой, а на вторую ночь спим, погасили свет, – Юлька спрашивает:
– Это ты шуршишь?
– Нет. Я думал – ты.
Прислушались – тихо, и вновь зашуршало, побежало к балкону.
Юлька взвизгнула:
– Крыса!
– На восьмом этаже?
Я встал, зажег лампу, осмотрелся, прошелся – никого нет.
Только легли – по стеклу тук-тук-тук! Как ветка стучится! А какие ветки на такой высоте?
И следующей ночью опять к нам гости – в коридоре шаркают, полотенце в ванной сбросили, на кухне ящик выдвинули, словно искали в нем столовое серебро, а кто такие, почему – неизвестно.
Юльку шорохи до того напугали, что она начала обижаться на меня, будто это я по ночам скребусь!
Ну и все прочие прегрешения мне припомнила – мол, и квартиру-то эту я приглядел (а она сомневалась – нанимать или нет), и стрижка у меня дурацкая, и юмор дебильный, и когда же мы накопим на стиральную машину.
– Это, – говорю, – загадка из загадок: когда мы накопим на стиральную машину. А скажи-ка мне лучше, почему людоед не ест сырники?
– Ты это нарочно – чтоб меня позлить?
– Совсем не нарочно. Просто у него аллергия на творог.
Юлька весь день со мной не разговаривала, а вечером зашмыгало – и уже не в коридоре, а под нашей кроватью!
Юлька завыла:
– Сделай что-нибудь.
– Ну чего ты боишься? Радоваться надо, что жизнь нам такую загадку подбросила.
Полный бойкот – ни улыбки, ни слова.
За завтрак села общительная, как мумия.
А ночью опять по квартире кто-то тыркается. Я место приметил. Сходил в магазин и купил крысоловку – зубастую, как акула. Лишь бы Юлька не попалась, а то она с этими ночными бдениями окончательно раскисла, и тем это хуже, что начнешь ее развлекать, тормошить, заигрывать, а она-то уже удила закусила, нервы на взводе, – только хуже становится.
Зарядил я крысоловку кружком колбасы и жду-поджидаю, как настоящий охотник: попадется, не попадется и кто это будет?
В полпервого ночи – лязг, визг.