Читаем Книга про Иваново (город incognito) полностью

В какие-то пределы мысль человеческая устремляется, теряя под собой основу, но она не ломается – она растет и на каком-то витке возвращается к истокам, но это возвращение не в прежнюю точку, не на круги своя, а движение вверх.

Искусство всякий раз напоминает нам об этом (что истоки эти есть, к ним можно подняться), и, собственно, этим оно и оправдано, этим утверждено, хотя в отдельных примерах может казаться антигуманным, отрицающим и истоки, и саму высоту.

Есть в Иванове писатель Алексей Агапов. Его проза зачастую препарирует мир до состояния безысходного гротеска или будничного абсурда, в котором торжествует болезненная отчужденность, циничная надменность и чуть ли не брезгливость по отношению к людям. Это мастерски сделано, технично изложено, но как-то «без слез, без жизни, без любви». Персонажи похожи на лабораторных гомункулов, над которыми кто-то ставит затяжной бесполезный эксперимент. Сам ли Агапов? В рассказе «Обобществление баб» у него вместо женщин «инвентарные карточки», а вместо мужчин – моральные уроды. Я спросил: «Почему?» – а Агапов ответил: «Уроды или не уроды – я тут не властен, таковы мои ассоциативные ряды».

Это один взгляд, но есть и другие.

Есть Наталья Мизонова, которую многие знают как заведующую кафедрой текстильного дизайна ИГТА, а она еще и автор книги «Розовая шуба», в которой собраны ее рассказы, полные наблюдательности и хорошего юмора, доброго, но требовательного отношения к жизни, себе и окружающим.

После нашего с ней знакомства я поразился, насколько живое и непосредственное в ней ощущение литературы. Как она рассказывает про «Анну Каренину» или «Евгения Онегина» – это просто заслушаешься. Классическая проза в ее интерпретации кажется литературой сегодняшнего дня. Даже если не читал, обязательно захочется сесть и прочитать. Или перечитать. Ее студентам повезло!

Я невольно сравнивал: когда мы учились на филологическом факультете, то были безумно рады, если преподаватель опаздывает на лекцию, а когда я однажды на правах журналиста задержал Наталью Григорьевну в коридоре с интервью, к нам без лишних церемоний, но и без неприятного панибратства подошла ее студентка с зелеными волосами и сказала: «Наталья Григорьевна, что же вы не идете – нам без вас скучно!»

«Розовая шуба» в первую очередь книга о людях – чудаках, саботажниках, музыкантах и прочее. В ней нет пространных описаний природы, нет архивных исторических справок или дежурных краеведческих отсылок, нет философской тягомотины или стилистических наворотов. Есть Боцман, Ларочка, РМ, Грибов…

Больше всего Мизоновой нравятся два эпитета: «красивый» и «умный». Она частенько награждает ими своих героев, и как-то оглядываешься после прочтения на людей вокруг и сам замечаешь, что они красивые и умные (только обтрепались немного по жизни).

Теперь о художниках – их в нашей области почему-то гораздо больше, чем прозаиков или поэтов. Они увереннее и независимее держатся, вероятно потому, что еще в советское время здесь появилась разномастная, довольно мощная художническая среда и благодаря ей была заложена традиция, которая сейчас потихоньку исчезает.

А люди остаются.

Есть Борис Козлов (в Кинешме), чьи картины несут в себе одновременно и экспрессивную импровизацию, и хорошую школу (за плечами – Строгановка). Пленэрный импрессионизм «доходит» на медленном огне одиноких размышлений в каморке-мастерской до совсем не сиюминутных степеней обобщения.

Есть Леонид Шипин (в Шуе), который старый добрый передвижнический психологизм не боится сращивать с тем языком, на котором нас научили говорить Модильяни или Гоген.

Есть Климохин, Мухин, Кузьмичева, Ульянова, Комшилова, Аверинская, Мучкаев, Цуканов, Маяковский, Растунина, Соловьева…

Есть Бахарев и Ершов – Леонардо и Микеланджело с улицы Мархлевского. Их живопись вторгается в наш сдувшийся век ногами мастодонтов – они топают и ревут, пригибают пальмы, вглядываются осторожными, усталыми глазами в остывающее солнце Ледникового периода: почему оно гаснет?

Вот лицо нашего андеграунда сегодня – фамилий много, а лицо одно. Но портрет не полный. Многих достойных людей в своем обзоре я просто не назвал, потому что о ком-то знаю только понаслышке или слишком мало – например, о спектаклях с участием актрисы Светланы Басовой или об офортах Александра Лесовщикова.

Кто-то – как молодой художник и иллюстратор Ксения Новикова – едва начинает свой творческий путь, и рано делать о нем какие-то выводы (в двадцать с небольшим легко быть талантливым).

Кто-то – как поэт Дмитрий Бушуев (лучший из числа ивановских поэтов, начинавших в восьмидесятых) или музыкант Роман Семенов (один из создателей приволжско-ивановской рок-группы «Сельское население»), едва оперившись, уехал из Иванова, что тоже показательно – талант ищет выход.

О ком-то, вероятно, я даже не слышал и не имею понятия, что он существует.

Перейти на страницу:

Похожие книги

История последних политических переворотов в государстве Великого Могола
История последних политических переворотов в государстве Великого Могола

Франсуа Бернье (1620–1688) – французский философ, врач и путешественник, проживший в Индии почти 9 лет (1659–1667). Занимая должность врача при дворе правителя Индии – Великого Могола Ауранзеба, он получил возможность обстоятельно ознакомиться с общественными порядками и бытом этой страны. В вышедшей впервые в 1670–1671 гг. в Париже книге он рисует картину войны за власть, развернувшуюся во время болезни прежнего Великого Могола – Шах-Джахана между четырьмя его сыновьями и завершившуюся победой Аурангзеба. Но самое важное, Ф. Бернье в своей книге впервые показал коренное, качественное отличие общественного строя не только Индии, но и других стран Востока, где он тоже побывал (Сирия, Палестина, Египет, Аравия, Персия) от тех социальных порядков, которые существовали в Европе и в античную эпоху, и в Средние века, и в Новое время. Таким образом, им фактически был открыт иной, чем античный (рабовладельческий), феодальный и капиталистический способы производства, антагонистический способ производства, который в дальнейшем получил название «азиатского», и тем самым выделен новый, четвёртый основной тип классового общества – «азиатское» или «восточное» общество. Появлением книги Ф. Бернье было положено начало обсуждению в исторической и философской науке проблемы «азиатского» способа производства и «восточного» общества, которое не закончилось и до сих пор. Подробный обзор этой дискуссии дан во вступительной статье к данному изданию этой выдающейся книги.Настоящее издание труда Ф. Бернье в отличие от первого русского издания 1936 г. является полным. Пропущенные разделы впервые переведены на русский язык Ю. А. Муравьёвым. Книга выходит под редакцией, с новой вступительной статьей и примечаниями Ю. И. Семёнова.

Франсуа Бернье

Приключения / Экономика / История / Путешествия и география / Финансы и бизнес
Повести
Повести

В книге собраны три повести: в первой говорится о том, как московский мальчик, будущий царь Пётр I, поплыл на лодочке по реке Яузе и как он впоследствии стал строить военно-морской флот России.Во второй повести рассказана история создания русской «гражданской азбуки» — той самой азбуки, которая служит нам и сегодня для письма, чтения и печатания книг.Третья повесть переносит нас в Царскосельский Лицей, во времена юности поэтов Пушкина и Дельвига, революционеров Пущина и Кюхельбекера и их друзей.Все три повести написаны на широком историческом фоне — здесь и старая Москва, и Полтава, и Гангут, и Украина времён Северной войны, и Царскосельский Лицей в эпоху 1812 года.Вся эта книга на одну тему — о том, как когда-то учились подростки в России, кем они хотели быть, кем стали и как они служили своей Родине.

Георгий Шторм , Джером Сэлинджер , Лев Владимирович Рубинштейн , Мина Уэно , Николай Васильевич Гоголь , Ольга Геттман

Приключения / Путешествия и география / Детская проза / Книги Для Детей / Образование и наука / Детективы / История / Приключения для детей и подростков