Книга про Иваново (город incognito)

Расположившись на нижних нарах, я стал штудировать БУП, ч. 1 (Боевой устав пехоты). В это время в землянку вошел командир роты. Все встали, и один из бывалых солдат, не дожидаясь дневального, отдал команду «Смирно!» и доложил капитану: «Бойцы первого взвода на отдыхе после обеда». Комроты, приняв рапорт, подошел к оружейной пирамиде и начал проверять оружие – винтовки. Взяв винтовку из пирамиды и ловко перекинув ее из одной руки в другую, он назвал ее номер и спросил: «Чья винтовка?» – «Моя винтовка», – ответил я, встав по стойке «смирно». «Почему шомпола нет?» – «Как нет? – удивленно ответил я. – Сейчас только чистил винтовку перед обедом – шомпол был!» – «Я спрашиваю, почему шомпола нет?» – спокойно, но твердо спросил капитан. Я стоял оробевший и не знал, что ответить. «Найти шомпол», – строго, по-военному потребовал от меня командир роты. В моей еще гражданской душе возбудилось противоречие, и я ему ответил: «Где я его найду? Я его не терял, что у меня, шомпольные заводы, что ли?» Это было сугубо по-граждански и дерзко перед военным начальником. Он опять поставил меня по стойке «смирно» и отдал приказание: «Найти шомпол и через двадцать минут доложить мне». Капитан заставил меня повторить приказание и вышел из землянки. Пришел в землянку командир отделения – сержант. Я рассказал ему о приказании командира роты. Он выслушал меня и спокойно сказал: «Через десять минут третий взвод будет строиться на политзанятия и уйдет в красный уголок. Мы с тобой пойдем к ним в землянку и „найдем“ у них твой шомпол. Слушай внимательно. В землянке третьего взвода нас встретит дневальный и отрапортует мне. Я прохожу с ним как проверяющий порядок во взводе в дальний угол от оружейной пирамиды, а ты в это время незаметно вывинчивай шомпол из любой винтовки и прячь его в сапог, под шинель. Понял?» – спросил меня сержант. Так, по разработанной несложной методе, я с сержантом «нашел» свой шомпол и пошел докладывать командиру роты. Он выслушал меня и тихо сказал: «Ну вот, а говорили, где я его найду». И вдруг резко, отрывисто подал команду: «Смирно. Кругом. Шагом марш» – и выпроводил меня из каморки ротного. И я потом повторял себе: вот и нашелся шомпол, а ведь и смешно, и грустно, и так и надо.

***

31 декабря 1941 года погрузились мы в теплушки воинского эшелона на станции Иваново. В этот морозный, лютый вечер провожали нас родные. Моя жена Тася была в темно-синем зимнем пальто с черным воротником, в меховой шапочке коричневого цвета. Мне до сих пор помнится беспокойное выражение ее лица – блестящие от напряженности глаза и белые от инея ресницы. Но вот свисток паровоза, команда старшего по эшелону: «По… ва… го… нам», – и поезд тронулся. Куда мы едем, нам не сказали. Сначала думали, что едем на Москву. Где-то стояли. Утром выглянули из окна – Ярославль. Здесь я впервые увидел пленных немцев, которых отправляли куда-то в тыл. В товарных вагонах-теплушках, на подстеленной соломе лежали, очевидно, немецкие сержанты и офицеры. Многие из них, как я заметил, были с золотыми зубами и гордо и заносчиво смотрели на нас, русских солдат, с любопытством обступивших их вагоны.

***

Итак, наш 595 с/п занял оборону под Старой Руссой, а немец находился и держал позиции на окраине города, занимал отнятый у нас военный аэродром. Сначала мы жили в шалашах в лесу, а потом начали строить землянки. Фронт не двигался. Морозы зимы сорок второго года нам «дали жизни». С допа получали настолько промерзлый хлеб, что топором рубить-делить нельзя, так как он разлетался на мелкие осколки. Солдаты приспособились распиливать буханки хлеба пилой, а потом уже в землянке на железных печках отогревали его или оттаивали на костре. В первое время на войне я как-то по особому воспринимал различные случаи, факты воинской жизни. Вот рота пришла получать обед к походной кухне, расположенной в сосновом лесу. Взводы столпились около кухни, глубокий снег, все лезут, чтобы получить ополовник супа в свой котелок, одного солдатика сшибли, он упал в сугроб, и винтовка, не поставленная на предохранитель, дала выстрел прямо в горло другому нашему солдату, он упал, и никто не обращает внимания, все лезут за супом. Когда прибежал санинструктор, солдат был мертв. На меня этот случай произвел гораздо более жуткое, тревожное впечатление, чем мое первое боевое крещение, которое произошло при следующих обстоятельствах. Старшина проводил помывку солдат 1‐й роты. От расположения обороны, огневых точек и землянок до хозяйственного взвода, где была баня, следовало пройти километра четыре. Дорога шла лесом, по большаку. Хотя на большаке наша группа рассредоточилась, но все же угодила под артиллерийский обстрел, и одним снарядом убило пятерых солдат и нескольких ранило осколками. Меня не задело. Я остался жив и невредим. А сколько было потом всяких подобных случаев, их не перечтешь и не запомнишь, потому что уже привыкаешь и совсем иначе относишься, чем в первый раз.