Книга про Иваново (город incognito)

Разум потешается – ну ты даешь! ну развеселил! неужели ты думаешь, что дерево способно на тебя наброситься, как убийца или оборотень?! – Хм, погоди-ка… ты сказал: «оборотень»? – Неужели ты думаешь?.. – Ничего я не думаю, но лучше нам держаться от этого подальше. Вот и все, что я думаю!

Хроники города

Однажды в Иваново прилетел Змей Горыныч – ну дракон как дракон, разумеется огнедышащий, нарядный, как арбуз, и с малиновыми крыльями.

Приземлился он за городом, и сначала решили, что это случилась авария на ТЭЦ-3, но потом дракон слопал пожарную бригаду и наряд МЧС, и в области поняли, что дело серьезно.

Воякам и милиции наладить отношения с Горынычем не удалось. Генерал из Тейкова предложил садануть по нему ракетой, но дракон был в Красной книге, и за его убийство полагались штраф, отстранение от должности и срок до трех лет.

Выслали делегацию под белым флагом.

– Отдайте мне самую красивую девушку, и я от вас отстану! – сказал Горыныч, пуская клубы дыма, как гигантская котельная.

Нашли ему девушку, и ею оказалась совсем не финалистка «Ивановской красавицы» и даже не участница этого конкурса, а простая корреспондентка местной газеты.

Дракон ее слопал и говорит:

– Отдайте мне самого достойного священника, и я улечу.

Привели ему священника, и им оказался совсем не прошаренный глава епархии, а скромный батюшка из поселкового прихода.

Дракон его слопал и говорит:

– Приведите мне самого талантливого художника и самого талантливого писателя.

Нашли ему таких, и оказалось, что первый не имеет ничего общего с городским Домом художника, а другой – с Ивановской писательской организацией.

– Приведите мне самого добропорядочного труженика! – разохотился дракон.

Привели ему и труженика – агронома, уволенного из совхоза «Тепличный» за личное мнение и пререкания с начальством. Потом последовала очередь ученого-изобретателя, затурканного женой, не понимаемого на работе и влачащего лямку чудаковатого профессора сквозь не всегда добродушные насмешки друзей и коллег и высокомерную снисходительность подросших детей.

Бандитов и чиновников Змей почему-то не трогал.

На следующий день он потребовал выдать ему лучшего врача, специалиста в области онкологии, и пару молодоженов, только что расписавшихся и безоблачно счастливых, и несколько корифеев науки, и труппу актеров кукольного театра, и одну замечательную многодетную семью, ютящуюся в коммуналке (хотя и в двух комнатах), в обстановке вечных хлопот-забот и денежного недостатка, но дружную, крепкую, так что соседи-пьяницы им едко завидовали и пустили слушок, что «Валерка-то изменяет».

На очередную встречу мэр явился к дракону в бронежилете и каске.

– Доволен ли ты теперь? – спросил он Горыныча.

А сам про себя думал: «Чтоб тебе лопнуть!»

– Еще бы не доволен! – ответил дракон. – Вы теперь сами и без меня загнетесь, нечего мне на вас свое топливо тратить.

Он прямо так и выразился: «Сами загнетесь», произнес, как Цезарь – крылатую фразу, и, взмахнув крылами, улетел в направлении канала «Волга – Уводь».

На момент написания этой заметки о его дальнейших перемещениях ничего известно не было – с радаров ПВО дракон испарился.

Мало кто понял, что всех, кого он съел, – он забрал с собой.

Про твердую почву

Перелистываю свою записную книжку: «Часто мягкость принимают за доброту, а твердость за зло, и от этого в людях возникает путаница – ждут от кого-то добрых поступков, а помощь приходит совсем не оттуда». Об этом можно написать рассказ.

«Сегодня туман превратил Уводь в Темзу». И об этом можно написать рассказ.

«Острые золотистые звездочки в карих глазах…» – о них-то тем более!

А о чем НЕЛЬЗЯ написать рассказ?

Наверное, о том, что зло торжествует над добром ОКОНЧАТЕЛЬНО. Ведь даже если предположить подобное, то окажется, что произведение искусства – в данном случае рассказ, хотя может быть и картина, и скульптура, и песня – начнет противоречить самой сути искусства и себя обессмыслит.

Я – не за «хеппи-энд». В шекспировском «Гамлете» в конце все порублены и заколоты без разбора, а текст все равно вдохновляет на жизнь, на любовь и борьбу, на раздумья и подвиг, на сомнение и страх.

На труд, конечно, никакой «Гамлет» не вдохновляет – все-таки принц: ему шпагой махать, да гоняться за призраками, да сумасшедшим прикидываться, да морочить голову очередной Офелии; на худой конец – философствовать с черепами.

Но сам Шекспир трудился.

И натрудил «Макбета», «Короля Лира», «Генриха Четвертого», «Ромео и Джульетту» – вещи, которые, как и вся литература, славны сами по себе: вне наших оценок, хороших или плохих, – все равно они вершина, твердая почва, на которую можно поставить ноги, чтобы действовать самому и в трудной ситуации поступить как нужно, а не как удобнее, спокойнее, легче.