Тот человек был отцом одного из распятых. Маркус узнал это позже от Метателя. Префект и в самом деле разрешил тому забрать тело единственного сына. «Он родил одного, а похоронил троих», – пошутил Маркус. Все, что осталось от казненных уместилось в одиночной могиле. Позднее, тот человек, отец казненного, сошел с ума. До него дошли слухи, что сын его жив, и он стал везде ему мерещиться.
В последний раз Поднявшегося видели у северных ворот. Якобы, он ехал на осле из города. Йудейские жрецы сочли это хорошим знаком. Дух колдуна покинул Иеросолиму. Еще, говорят, его вроде бы видели в Халялейе, но это утверждали те, кто раньше ходил вместе с ним и почти никто им не верил.
Иешуа
– Ты готов?
Вопрос Метателя был резонен, но застал Иешуа врасплох.
– Да. Да, кажется, – неуверенно ответил он.
– Что случилось?
Префект подошёл ближе.
– Я не знаю, правильно ли я поступаю, – сказал Иешуа.
– Ты поступил так, как считал нужным, – с нажимом произнёс Метатель. – Думаешь, лучше было бы, если эти, – он сделал пренебрежительный жест ладонью, – кричали и плевали в тебя? Только жизнь позволяет стать лучше.
Тяжёлая рука романца легла на худое плечо Иешуа.
– Жизнь – она как костёр, затопчешь – и ничего не будет.
– Я знаю, знаю, – торопливо сказал Иешуа. – Но как же те, кто был со мной. Я видел их и говорил с ними. И они…говорили обо мне странные вещи, – Иешуа с трудом подбирал слова на койне.
– Они видят меня другим, чем я есть, – произнёс он и замолчал. – Им легче так. Я уже им не нужен.
Метатель отвернулся. У него всё ещё побаливала голова, и разговор начал его утомлять.
– Люди любят верить в небылицы, – сказал он. – Ты станешь ещё одной – только и всего. Будешь безымянной книгой, которую с десяток раз перепишут писцы и переводчики, наделают ошибок, напишут дополнения, вычеркнут, что считают ненужным и как-нибудь назовут.
Иешуа посмотрел на романца.
– Меня будут помнить? – спросил он.
– Они будут помнить тебя, но другого. Ты станешь следующим Хильхамешем125
или Улиссом126, символом чего-то древнего и загадочного.Они замолчали.
– Скоро придёт Маркус, – медленно сказал Метатель. – Вам надо уходить.
Потом повернулся и посмотрел Иешуа в глаза.
– Мы ещё встретимся, странник, – удивительно ясные голубые глаза Метателя улыбались.
Иешуа протянул руку к романцу, мягко коснулся лба. Метатель почувствовал, как прохладные пальцы вытягивают боль из его головы и вливают покой. Он услышал слова. Как лодки, плывущие по реке, они появлялись перед его мысленным взором и исчезали в тумане.
«Ты будешь, будешь жить долго. Ты будешь обречён на свет, но это не доставит тебе боли. Мы встретимся и будем говорить. Я научу тебя плести из тьмы струны, и мировой ветер будет играть на них. Мы уйдём вместе на небо, туда, где жизнь – не игра и страдание, а красота и смысл, где тишина рождает покой, а пустота становится простором. И я назову тебя братом…»
– Ave, братья.
Вошедший Кровник выглядел усталым и раздражённым. Был он небрит, одет в старый плащ, скрывающий доспех и оружие, в руках нёс две увесистые дорожные сумки. Одну из них он тут же бесцеремонно кинул в руки Иешуа.
– Иди к лошадям. Твоя серая, – коротко бросил Маркус.
Когда романцы остались одни, Кровник доложил Метателю о последних слухах и событиях в провинции и городе, о передаче всех своих дел новому начальнику стражи, о маршруте их движения, о деньгах и городах на пути, о сопроводительных письмах, которые им дал Метатель и о многом другом.
– Ты останешься доволен, – в конце своего отчёта сказал Кровник, поглядел на Метателя и улыбнулся.
Они надолго расставались впервые за очень многие годы, и никто из них не знал, увидятся ли они вновь.
Грузный, высокий Метатель, вдруг порывисто, по-отцовски сжал Маркуса в объятиях. Тот, уткнувшись носом в его ключицу, по-ребячьи заревел. Лицо этого взрослого мужчины исказила гримаса боли и детской обиды. Ему казалось, что он теряет единственного человека, который понимал его, был с ним во всех трудностях и остался рядом несмотря ни на что.
Нечто похожее чувствовал и Метатель. В глазах его стояли слёзы.
– Будь здоров, брат, – выдавил из себя Метатель.
– Будь здоров, – глухо ответил Маркус, отстранился и, сплёвывая горький осадок расставания, весело сказал:
– У тебя остался ещё один Маркус. Позаботься о нём. И смотри не обрюхать по-новому эту варварку…