Книга третья: Горы и оружие

Кэспиан секунд на десять задержал на нем откровенно изучающий взгляд.

– Главная беда – привыкнешь иметь дело с грошовыми интриганами и совершенно разучишься разговаривать с человеком идеи.

Пронаблюдав разнообразную и сложную игру выражений на щекастом лице Кэспиана, Мак-Грегор понимал теперь: Кэспиан располнел не от виски и не от еды, а от удовольствия. Неудачно начав жизнь, он затем, очевидно, нашел то единственное, что смогло занять до конца его ум и способности. В своей профессии он обрел полное удовлетворение, и Мак-Грегор порадовался за него. Кэспиан делал свое дело, без сомнения, хорошо и своей прямотой, пусть и циничной, был приятен. Но верней ли, надежней ли его предложения с их честностью, чем те, что обернуты в сто лицемерных оберток?

– Итак, на сегодня все сказано?

– Пожалуй, все, – произнес Мак-Грегор. Помолчали. В другом конце зала Мак-Грегор заметил Фландерса – спасателя детей, недавно встреченного в Курдских горах. Поймав взгляд Мак-Грегора, Фландерс непринужденно помахал ему рукой и сказал что-то своей собеседнице – должно быть, о Мак-Грегоре, потому что та стала глядеть с любопытством.

– Знакомы со стервецом Фландерсом? – спросил Кэспиан.

– Сталкиваемся иногда.

– Еще мерзей, чем ЦРУ, – рыкнул Кэспиан; по-видимому, все, связанное с разведывательными службами, было ему как красная тряпка быку. Он помахал Фландерсу. Вернее, поднял ладонь и тут же уронил презрительно на скатерть.

Мак-Грегор вежливо ждал, пока Кэспиан допьет кофе, чтобы затем проститься. Но Кэспиан задержал его еще немного. За новой чашкой кофе он рассказал о попытках своего отца предотвратить курдское восстание, которое возглавлял шейх Саид. Это было в 1925 году в Турции – Кэспиан в детстве жил там. Как и следовало ожидать, восстание кончилось казнью шейха Саида и сорока шести других предводителей и жестокой расправой турецких войск над курдами.

– Сотни были перебиты, – сказал Кэспиан Мак-Гperopy, поднявшемуся из-за стола. – Обычный кровавый конец всех курдских восстаний, – заключил он, не вставая с места. – А я как раз и не хочу, чтобы он повторился. Говорю без лицемерия.

– Верю вам, – сказал Мак-Грегор, пожимая протянутую Кэспианом вялую руку.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

На следующий день, 8 мая, Таха привел целую делегацию – четверых курдских парней, – чтобы предупредить Мак-Грегора о темных интригах вокруг. Они дожидались за воротами, пока Мак-Грегор не сошел во двор и не впустил их. Там стояли также двое посторонних, назвавшихся бельгийцами и торопливо обратившихся к Мак-Грегору по-французски:

– По телефону мы до вас не дозвонились… У нас семь швейцарских легких самолетов, еще и года нет, как выпущены, идеально подходят для горных условий. Можем их приспособить под ракеты. Можем даже и пилотов дать…

Полностью их игнорируя, Мак-Грегор впустил курдов в ворота. За ореховым столом в отделанной холодным камнем столовой парни сидели со стесненным видом, скованно, точно эта старая зала времен империи давила их чужестранным гнетом, угнетательской культурой. Лица у всех были типично курдские. (Привратник Марэн посчитал их алжирцами и потому не захотел впустить. Алжирцы в Париже – на положении уличных голубей.)

– Что вы могли бы нам сообщить? – начал Таха на курдском языке.

– Ничего, – ответил Мак-Грегор. – Не ожидаешь ли ты, что я стану отчитываться перед вами?

– Но вчера у вас была встреча с американцем. Чего он хотел?

– Это, Таха, тебя не касается, – сказал Мак-Грегор.

В разговор вмешался один из парней – студент-медик с дервишским именем Заид Джагиз.

– Мы хотим лишь объяснить, что происходит среди курдов в Париже, – сказал он по-французски, – поскольку вы, вероятно, не знаете, как серьезны наши разногласия.

– Сейчас начнете, значит, повторять мне взгляды Тахи: «Сперва революция, а единство потом».

– Речь о другом, – сказал студент, и хотя лицо у него было мягкое и скромное, а кожа нежная, но глаза поблескивали классически курдским, дервишским блеском. – В последнее время среди нас начали активно действовать американцы. А также французы и англичане, иранцы и турки. Все они вдруг заинтересовались парижскими курдами. А в чем дело? Все вдруг начали сулить нам золотые горы, пусть только мы согласимся быть им друзьями и повлиять на курдские дела в угодном для них направлении.

– Да кто поддастся на их посулы? Что вы так всполошились?

– Послушайте, дядя Айвр, – сказал Таха. – Среди курдов здесь есть тайная группа, которая сотрудничает с американцами. Вот почему нам надо знать, что предлагали вам американцы.

Мак-Грегор услышал шаги на мраморных полированных ступенях лестницы; в любую минуту теперь может войти кто-либо из домашних – взглянуть, что здесь происходит.

– Я брался единственно лишь за розыски денег, – сказал Мак-Грегор. – А сверх этого говорить не о чем и не о чем тревожиться.

– Мы уже знаем, что американцы заграбастали эти деньги, – сказал Таха. – Так о чем у вас теперь могут быть с ними разговоры?

– Есть возможности спасти деньги, – сказал Мак-Грегор. – И тут я должен действовать один и по-своему.