Книга третья: Горы и оружие

Не впервые было Мак-Грегору представать перед сотрудниками службы безопасности, но он знал, что здесь они иного толка: европейцы, а не бледные, болезненные люди, обратившие свою болезнь во благо тегеранских тюрем. Здесь это люди респектабельные, министерские чиновники, под стать той публике из министерства по делам Индии или из Форин офис, которую он помнил со времен молодости. Французские чины обычно смотрят на иностранцев, как на смешных, враждебных или просто неуместных субъектов. Мак-Грегор дожидался, сидя в проходной комнате, и шестеро французов за своими столами полностью его игнорировали. В следующей комнате три других чиновника игнорировали его в манере уже более дипломатичной, в манере Кэ-д'Орсе (На Кэ-д'Орсе находится министерство иностранных дел Франции). Эти молодые отпрыски хороших семейств занимались своим делом, белея нейлоновыми рубашками, и один даже улыбнулся Мак-Грегору. Затем человек с внешностью отставного жандарма провел его во французскую гостиную восемнадцатого века с превосходным ковром и красиво украшенными стенами. На золоченой, стиля Людовика XIV кушетке Мак-Грегор увидел двоих, сидевших, не касаясь спинки, чуть боком, и одного из них узнал.

– Мы с вами на прошлой неделе встречались на приеме у бельгийцев, – произнес тот. – Нас познакомил Ги Мозель. Помните? Я – Антуан Кюмон.

– Да помню.

Мозель специально подвел тогда Мак-Грегора к Кюмону и сказал потом, что на Кюмона можно положиться в вещах, «слегка выходящих за рамки»; он принадлежит к той фракции на Кэ-д'Орсе, которая хочет открытых контактов с освободительными движениями. «Он из тех, кого у вас в Англии немало, а у нас во Франции недостает», – сказал Мозель. А Кэти сообщила мужу, что Кюмоны – одно из шести монархистских семейств Франции. И вот мосье Кюмон сидел теперь на золоченой кушетке в министерстве внутренних дел. Ступни его были изящны, тонкие щиколотки туго обтянуты шелковыми черными носками, а сам Кюмон был восковой старик со стариковской авторитетной, неброско властной повадкой.

– Это мой коллега, майор Шрамм, – сказал Кюмон.

Шрамм резко контрастировал с Кюмоном. Это был крепенький французский солдат, выглядевший, несмотря на габардиновый костюм, как-то по-крестьянски. Где они – сухощавые высокие сенсирцы (Сен-Сир – военная академия во Франции) одной с Кюмоном породы в голубых военных кепи?.. Шрамм совсем иной складки. Пристальный взгляд; на жестком молодом лице напористо-бесцеремонная усмешка, готовая как будто перейти в улыбку, но так, по-видимому, никогда и не переходящая. Шрамм подался вперед – все с той же усмешкой – и снял парижскую пылинку с синего пиджака Мак-Грегора.

– Герэн, – позвал майор Шрамм.

Тотчас вошел привезший Мак-Грегора полицейский, внес серебряный поднос с напитками и стаканами, аккуратно поставил на столик и вышел.

– Как поживает мадам Мак-Грегор? – осведомился Кюмон на замедленном, но неплохом английском. – А дети ваши? Нравится ли вам в Париже?

Пока Мак-Грегор давал учтивые ответы, Шрамм налил ему вермута, подбавив кампари, но без льда.

– Так будет хорошо? – спросил он Мак-Грегора.

– Превосходно. – Откуда Шрамму известно, какой он любит коктейль?

– Вы, надеюсь, простите меня, – промолвил Кюмон, – если я скажу, что мы знаем, чем вы заняты здесь во Франции, и что мы не можем этого одобрить. Но, я думаю, вам и так ясно.

– Меня доставили сюда затем, чтобы сообщить мне это, мосье? – спросил Мак-Грегор.

– В сущности говоря, нет. Нам понятен ваш интерес к курдской проблеме, поскольку и у нас есть свой собственный интерес к ней. Мы хотели бы узнать несколько больше об этой проблеме и о причинах вашей к ней причастности.

Мак-Грегор взглянул на Кюмона, на Шрамма.

– Я с курдами в давней дружбе, – сказал он, – вот они и попросили меня помочь им.

– Да, естественно, – сказал Кюмон. – Поэтому мы и хотим побеседовать с вами.

Роль Кюмона была Мак-Грегору понятна. Но зачем здесь этот бдительный французский солдат? Мак-Грегор чувствовал, что всякий раз, когда он отводит глаза от Шрамма, тот так и впивается в него взглядом.

– Разрешите задать вам один вопрос о курдах, – промолвил Кюмон.

– Извольте, если вопрос не политический, – сказал Мак-Грегор.

Кюмон поднял бровь.

– Я не компетентен обсуждать политические курдские проблемы, – сказал Мак-Грегор.

– Вопрос мой, собственно, исторического порядка. Мне попросту хотелось бы узнать, почему все курдские восстания в прошлом кончались раздором и крахом. Что, эти вечные свары – неотъемлемая их черта? Или же курдов просто преследует невезение, связанное с тем, что они берутся за дело не так и не вовремя?

– Трудно ответить, – сказал Мак-Грегор. – Сами курды затрудняются объяснить. Стремления всех курдов совпадают, но им ни разу прежде не удавалось встать на путь согласованных действий.

– А теперь?

– Теперь будет иначе. – Мак-Грегор потер ладонями колени. – Во всяком случае, иным будет конечный результат.

– Но что именно входит в их намерения? – спросил Кюмон. – К нам поступает столько противоречивых сообщений.