– Э-эссекс, – передразнила она. – Невольный и недовольный патрон нашего счастливого брака. Подумай только, уже двадцать два года прошло с тех пор, как вы с ним ездили в Москву с вашей нелепой миссией. – Она бросила на мужа взгляд из рамки старого зеркала. – И ты думаешь, что сможешь теперь сколько-нибудь успешней, чем тогда, тягаться с Эссексом в вопросах политики?
– Но он уже старик ведь…
– Для Гарольда старость – не помеха, – возразила она. – С годами он, возможно, становится лишь хитроумней, компенсирует этим старение.
– А что ему нужно? – спросил Мак-Грегор, заранее чувствуя неловкость, которую он вечно испытывал в обществе Эссекса.
– Ему нужно то же, что и всем им сейчас. Нужен ты.
Мак-Грегор нагнулся к туфлям, пряча от Кэти расстроенное лицо.
– Эссекс мне хлопот не причинит, – сказал он, адресуясь к полу.
– Надень пиджак, – мягко сказала Кэти, – и пойдем.
Он повиновался. На лестнице Кэти одернула ему манжеты.
– Эссекс либо обратится к тебе с одной из своих хитро рассчитанных просьб об услуге, либо же применит форинофисовский нажим.
– То есть? – буркнул Мак-Грегор.
Кэти насмешливо поморщилась.
– Все они, включая Эссекса, возлагают на тебя такие надежды. Будут тебя соблазнять всякого рода приманками. Эссекса учить не надо, и любопытно, как ты по прошествии стольких лет снова станешь с ним мериться силами.
Они задержались на минуту в холле, где Кэти – безупречная сама – завершающе коснулась его волос, галстука, воротника.
– Вот видишь. Все, о чем я тебя предупреждала, теперь сбывается, – сказала она, глядя в упор своими ясными, холодными английскими глазами. – Но только будет куда хуже, чем я думала.
– А по-моему, дело как раз начинает распутываться, – возразил было он.
Но Кэти вскинула руки в перчатках, отмахиваясь от объяснений.
– Ладно, ладно, – сказала она. – Спорить я не собираюсь. Поступай по-своему. – Затем прокричала: – Тетя Джосс! Мы едем на коктейль и ужин к Жизи Марго. Вернемся, наверное, поздно.
– Хорошо, Кэти, милочка. Но где же дети?
– Отвоевывают, вероятно, у полиции Сорбонну. Не знаю я, где они.
– И мне нужно звонить и разыскивать их? – спросила тетя Джосс.
– Нет. Через час я позвоню сюда, проверю, вернулись ли.
– Хорошо, Кэти, душенька. Ни пуха вам, ни пера… «Ни пуха, ни пера». Это что-то новое! И, рука об руку спускаясь по улице Барбе-де-Жуи в поисках такси, они отвлеклись на минуту от тревог, переглянулись уже улыбчивей, внезапно заразив друг друга изяществом и свежестью одежды, запахом духов, блеском нарядных новых туфель. Что ни говори, а чуточка шику способна превозмочь почти что все на свете.
Но у Жизи Марго он – не прошло и десяти минут – затосковал по пустынным горам своей молодости. Он был не на месте среди генералов, министров, дипломатов, дам, экспортеров коньяка, сановников и банкиров, улаживавших здесь свои дела над бокалами и закусками.
Дом пробуравила по центру витая лестница примечательной и элегантной конструкции, нанизала на себя все пять этажей, как на коловорот. Гостей принимали на верхнем этаже, где стены были затянуты шелком, разрисованным под японский сад. В перистой бамбуковой листве, на верхних веерообразных стеклах, порхали рисованные экзотические птицы. Позже Мак-Грегору подумалось, что красавица Жизи и ее дом схожи, как сиамские близнецы.
Встав в стороне, он понаблюдал за гостьями, сравнивая их с Кэти и недоумевая, что привело сюда всех этих женщин. Минуты через две он обнаружил, что они в свою очередь следят за ним, словно знают про него что-то, неизвестное ему самому. Француженки, голландки, немки, англичанки, американки, испанки, индийки, латиноамериканки, и одна молодая бирманка, изысканным цветком произрастающая из мохнатого зеленого ковра. Всем, кто заговаривал с бирманкой, стоило явных усилий не пялить на нее глаза, поражаясь ее неподвижности. Она и слушала их, как слушает растение – ничего, по-видимому, не слыша, не воспринимая и ничего не говоря.
– Поистине дальше уж некуда – не так ли, Мак-Грегор? – произнес кто-то рядом. – А проистекает это, думаю, из экзотической истомы и неги, которую бирманские брамины навязывают своим женщинам. Ну, не прелестна ли?
Мак-Грегор, не оборачиваясь, по голосу узнал лорда Эссекса и счел за благо остеречься от проявления чувств.
– А кто она? – спросил он ровным тоном, словно расстался с Эссексом только вчера, а не двадцать два года назад.
– Жена бирманского генерала, качинка. Зовут генерала У Та, если мне не изменяет память. Прежде был важной шишкой в партии У Ну, в «Чистом крыле», а ныне – один из заправил антикоммунистической коалиции. Про нее же говорят, что насквозь продажна. Общество определенно не в вашем вкусе, Мак-Грегор.
Мак-Грегор почувствовал, что происходит уже узурпация власти: Эссекс приступает к утверждению своего верховенства над ним.
– Вот не ожидал, что вы общаетесь с подобной публикой, – продолжал Эссекс. – Мне давно уже не приходилось видеть такое скопище реакционеров, как на этом зеленом ковре. Чего ради Кэти привела вас сюда?
– Она в давней дружбе с семейством Мозелей.