Книга третья: Горы и оружие

Они уже подошли к дому и с минуту глядели на обезображенные кислотой ворота.

– Я думаю над тем, что ты сказал мне, – невесело проговорил Мак-Грегор. – А сейчас мне самому необходимо съездить в Иран, и ты не предпринимай ничего до моего возвращения оттуда. Хоть это обещай мне.

Эндрю помолчал.

– Ладно, – сказал он.

– И не говори маме ни о своем решении, ни о моей поездке в Иран. Я сам все объясню ей.

– Не беспокойся. Я понимаю, – сказал Эндрю, от природы склонный помочь всякому в беде – будь то случайный встречный на вокзале или подбитый голубь, трепыхающийся в уличной канаве.

Наверху Кэти, сидя в постели, занята была писаньем письма, хотя время близилось уже к трем часам ночи. В свете настольной лампы пышная французская мебель ложилась округлыми грузными тенями на стены, лица, портьеры. Вид у Кэти был устало-напряженный, точно она решила и сейчас не делать себе скидки на изнурительность дня.

– Почему ты так поздно? – спросила Кэти.

– Ездил с Жизи в Пор-Рояль, а от Жизи с Эндрю шли пешком.

– Я ведь отправила за тобой машину Мозеля.

– Я предпочел пешком, – ответил Мак-Грегор, поняв, что Эндрю сам догадался отослать машину.

Она глядела, как он молча раздевается.

– Ты и не спросишь, почему я летала с Ги Мозелем в Канн.

– Если пожелаешь сказать, то и так скажешь. Притом время вопросов уже, кажется, миновало.

– Выходит, боишься спросить?

– Выходит, – сказал он, понимая, что Кэти намеренно выбрала момент, когда он, смешной в своих подштанниках, носках, туфлях, стоит и не может снять с себя французскую рубашку.

– Дай расстегну, – сказала Кэти.

– Я сам,- сказал он, продолжая безуспешную, как всегда, возню с запонками.

– Так вот, – спокойно вела Кэти речь дальше, – придется тебе все-таки спросить, а иначе не скажу, зачем летала. А тебе знать полезно, поскольку дело касается и тебя.

«Снять, пожалуй, носки и кальсоны, а потом уж кончить с запонками», – решил он. Она безжалостно глядела.

– О чем же спрашивать? Что ты в Канн летала – знаю. Что с Ги Мозелем – знаю. Что еще положено мне знать?

– А ты спроси.

Мак-Грегор молчал.

– Как всегда, боишься, – сказала она презрительно. Сложила написанное письмо, сунула в конверт, лизнула клейкий краешек – словно запечатывание было главным делом, а разговор велся так, между прочим. – Ах, да бога ради, дай расстегну.

Он протянул руки, она выстегнула запонки из манжет.

– Не имею ни малейшего понятия, зачем ты ездила в Канн. Вот весь мой комментарий, – сказал он.

Кэти порылась в бумагах, накиданных на кровати, отыскала нужную, бросила Мак-Грегору. Это был рекламный проспект и при нем цветной снимок: небольшая провансальская вилла с оливковыми деревьями по бокам, со сводчатой дверью и красными стенами; широкий дворик вымощен плиткой.

– Решила купить этот дом, – сказала Кэти.

Мак-Грегор скользнул глазами по описанию.

– Где это? – спросил он.

– За Манделье, неподалеку от усадьбы Ги. Близ Пегомаса. Я побывала там сегодня.

В описании дом именовался старым mas (сельский домик в южноафриканском стиле), снабженным современными удобствами, центральным отоплением. Участок в четыре гектара, речка, оливы, сосны…

– А зачем это? Собираешься жить во Франции?

– Буду убегать сюда от английского климата, когда уж слишком будет невтерпеж.

Он вернул ей описание и фотографию.

– Ну как? – спросила она.

– Весьма недурно, мысль удачная.

– Знаю, что тебе все это глубоко противно, тем более что участок расположен невдалеке от мозелевского, и не нужно мне твоих учтивых поддакиваний. Если тебе не нравится, можешь не бывать там. Я для себя покупаю.

– Мне нравится. Выглядит очень мило.

– Но речь ведь не о том. Почему ты во всех спорах ускользаешь от меня вот так?..

Мак-Грегор пошел в ванную чистить зубы. Вернувшись в спальню, увидел, что все бумаги и письма уже сброшены на пол.

– Собственно говоря, нам полезно будет иногда побыть не вместе. Тебе Ривьера отвратна. Но я ее люблю и, возможно, стану поспокойней, если смогу уединяться там.

– Я не возражаю, – сказал он. – Тебе нравится – о чем разговор? Покупай.

– В прошлом мы слишком редко разлучались. Провести время от времени неделю-другую врозь нам не повредит.

– Да, пожалуй.

– Ты все же хочешь отмолчаться. Ускользнуть, как обычно.

– Ты так или иначе сделаешь по-своему, зачем же нам ссориться, Кэти? Делай по-своему. Покупай.

– Этот патологический страх ссоры перерастает у тебя уже в манию. Ведь все равно мы ссоримся, так не лучше ли высказать то, что ты чувствуешь и думаешь, чтобы и я знала.

– Ссорься со врагом своим, а не с любимой, – произнес он по-персидски.

– Никогда больше не говори со мною по-персидски. Никогда!

Они сидели в постели бок о бок. Рука ее плашмя лежала на голубом одеяле, и Мак-Грегор заметил, что концы пальцев дрожат.

– Если бы ты хоть какую-то малость дал мне взамен, хоть чем-то обнадежил, я отказалась бы от покупки.

Он понял, что не сможет сейчас сказать ей о своей поездке.

– Тема ведь не нова. Камень преткновения между нами – дело, за которое я взялся и которое заканчиваю. К чему же споры? Просто дай мне его кончить.

– Да разве кончишь ты когда-нибудь? Ну каким образом, скажи?

Он молчал.