Переглянувшись с Эндрю, Мак-Грегор последовал за ней наверх. Закрыл за собой дверь спальни, как бы отрезая себе отступление.
– У тебя деньги есть? – спросила Кэти.
– Во французской валюте?
– Да.
– Франков двести.
– Дай их мне. Нужно уплатить тете Джосс за купленные вина и напитки. А больше у тебя нет разве?
– Я возьму сегодня.
– Надо еще по меньшей мере сто франков.
– Хорошо.
– Уж эту малость мы просто обязаны.
Тон у Кэти такой, словно он отказывался до сих пор платить; но ясно, что этим тоном Кэти хочет заставить его перейти к обороне еще до начала разговора. Он помедлил, глядя, как Кэти ищет туфли в одутловатом гардеробе.
– Я заказал билет на завтра – улетаю в Тегеран, – проговорил он. – Надо ехать спасать, что еще можно спасти. Я должен объяснить кази, что произошло здесь.
Кэти застыла – на одно лишь мгновение. И вышла, хлопнув дверью ему в лицо. Он пошел за ней.
– Послушай, Кэти, – сказал он. – Мне ведь пустяк остался, дай мне спокойно кончить, а затем я рад буду распроститься с ними навсегда. Они должны воспрепятствовать доставке оружия. Я еду лишь затем, чтобы разъяснить им это. Иначе все мои прошлые усилия там, все насмарку…
Не отвечая, не останавливаясь, она спустилась во двор. Он шел следом молча, беспомощно. Она вышла в ворота, он сунулся было за ней, но она оттолкнула его. В лице, во всех движениях ее была не жестокость и не жесткость, но окончательность. Глаза заплыли слезами.
– Не хочу больше и быть с тобой в одном доме. И говорить не хочу.
– Но бога ради…
– Из гор, – гневно, сквозь слезы рубила она слова, толкая на него створку ворот, – из гор оттуда ты сейчас живым не вернешься… – У нее перехватило голос. Сильным толчком она закрыла ворота. – И поделом тебе будет, – донеслось сквозь старую ограду. – Сам напрашиваешься!
Он постоял, послушал ее быстрые уходящие шаги. Потом направился обратно в дом. Навстречу ему сбежал с лестницы Эндрю.
– А я за тобой. Из Лондона звонят.
Мак-Грегор вошел в кабинет, взял трубку. Сеси, наверное. Но нет, телефонистка из Лондона спрашивает мистера Айвра Мак-Грегора.
– Слушаю вас.
Телефонистка объяснила, что его вызывает Тегеран и вызов пущен через Лондон, потому что связисты бастуют, автоматическая же линия Лондон – Париж работает.
– Алло, это я. – Звонил Джамаль Джанаб из Тегерана, из управления ИННК; слышно было, как он надсаживает горло в своем стеклянном кабинете, отдавая дань важности и дальности разговора.
– В чем дело, Джамаль? Что случилось?
– Обрадовать тебя хочу, – кричал Джамаль. – Ты меня слышишь?
– Да-да.
– Ты назначен на пост постоянного представителя ИННК в Женеве, в Комиссии по мировым запасам и ресурсам.
– Так. Когда назначен?
– Сейчас, сегодня. Ну как, рад?
– Конечно.
– А что еще важней, – возбужденно продолжал Джамаль, – мы выставляем твою кандидатуру в директорат комиссии. И поскольку все знают тебя и твои теоретические работы, ты без труда получишь директорский пост, клянусь тебе. И это, хабиби, будет наконец вознаграждением твоих многолетних заслуг.
Мак-Грегор бросил взгляд на своего стройного сына, стоявшего у окна. Поглядел на вазу с увядшими листьями, сохнувшими на подоконнике лет двадцать.
– Алло, ты слушаешь?
– Да. Новость прекрасная, – воскликнул Мак-Грегор по-персидски. – Великолепная! И я знаю, кому обязан ею. И сто, тысячу раз обнимаю тебя, Джамаль.
В ответ Джамаль стал цветисто превозносить заслуги Мак-Грегора.
– Друг мой, друг мой, – взволнованно повторял он, и Мак-Грегор чувствовал, как переполняет Джамаля горячая вера в семью, дружбу и преданность другу. – Но… – произнес драматически Джамаль и длил паузу, пока Мак-Грегор не спросил:
– Но что?
– Прошу, хабиби. Не делай ничего, что может погубить радость. Не огорчай никого. Не давай себя ни во что впутать… у нас в горах. Ты меня понимаешь.
«У нас в горах». Мак-Грегор невольно с грустью усмехнулся. Не одному ему, а тысяче подслушивающих сейчас ушей понятен намек Джамаля.
– Я тревожусь за тебя, – продолжал Джамаль.
– Я приеду, повидаемся, – сказал Мак-Грегор. – Не слишком тревожься, Джамаль. Все будет хорошо.
– Прошу тебя! – снова воззвал Джамаль. – Береги себя, прошу.
– Ну, разумеется. «Пройду, не смяв и лепестка», – пообещал Мак-Грегор.
Поделились семейными новостями, и Джамаль сообщил, что дочурка его лепит чудесных зверюшек из английского пластилина.
– У меня на окне целый зоопарк, да только у слонов хоботы все отваливаются, а у обезьян – хвосты, – со смехом сказал Джамаль. Опять повторил поздравления, и опять, и наконец после многократного обмена персидскими изъявлениями взаимной любви, уважения, веры Мак-Грегор положил трубку.
– Ну, ничего такого? Все в порядке? – спросил Эндрю.
– Да. Все в порядке, – кратко ответил Мак-Грегор.
Это был последний день его в Париже; он отправился в агентство Британской авиакомпании за билетом, и Эндрю пошел вместе с ним. Ночью дважды гремели взрывы в конце улицы, и на левом берегу не улеглись еще ночные гулы.
Вручая Мак-Грегору билет, клерк сказал, что автобус отправится в Брюссель в девять утра от гостиницы «Континенталь».