Поезд трогается и медленно едет к мосту над Тисой. Я смотрю в окно и пытаюсь заметить границу. Раньше это было всегда так: несколько рядов колючей проволоки, расчерченная на полоски граблями песочная полоса, прожектора, вышки, темные солдатские тени, и звенящий лай собак, иногда я удивлялся сколько же здесь может быть собак, каждый метр по собаке… Большая зона. Сейчас всего этого не видно, слишком темно. Проезжаем один, особо яркий прожектор и мне думается – вот оно! но нет, столбики все еще маленькие, и вон какая-то служебная табличка на латинице. Еще минут через десять поезд притормаживает у освещенного перекрестием прожекторов бетонного здания, у которого прохаживаются солдатские фигурки в бушлатах и ушанках. «Зона мiтного контролю». Украина.
Вот теперь действительно можно ожидать неприятностей. Просроченная бумажка явный повод для разборок с намеками на взятки и прочей отвратительной ерундой. Но приходят две очень вежливые, спокойные девушки, одна из них с крашеными в ярко-красное волосами, и говорят, «А, у вас справка! Зайдите, пожалуйста, к нам на вокзале». И проводят меня вне очереди через таможенный контроль, просят подождать, потом дают расписаться в какой-то книжке, вот и все.
Я выхожу в здание станции. От пограничной нервотрепки я забываю про все свои умствования про границы, миры и т.п., и просто спешу к кассе выяснить, на чем же мне отсюда уехать, и узнаю, что через пятнадцать минут отходит поезд до Львова.
И только потом уже, купив билет в общий вагон, я скидываю с плеч рюкзак и оглядываюсь по сторонам. Огромный пустой полутемный зал, человек десять народу, по стенам светятся пара кассовых окошечек, буфет и прилавок, где я покупаю в дорогу дешевые украинские сигареты. Все очень спокойно и сонно. И я улыбаюсь от облегчения, ну вот, одной идиотской границей меньше. И можно говорить по-русски.
На перроне стоит темно-зеленый львовский поезд, народу никого, только перед входом переминается с сигаретой в зубах молодой парнишка в шлепанцах. Приняв его за проводника, я протягиваю билет, он смотрит на номер вагона и говорит:
«Ага, тринадцатый, вам сюда»
Оставшиеся несколько минут я курю с ним, наслаждаясь неторопливостью его речи, потом залезаю в вагон, прохожу по темному проходу, никого нет, и занимаю верхнюю полку, вытащив спальник и сложив куртку удобным конвертом под голову.
Подходит опять тот же парнишка и начинает расспрашивать, откуда и куда. Я говорю: «Из Словакии», чувствуя неудобство сказать, откуда на самом деле. Никакие Франции и Италии тут немыслимы. Точно так же я буду врать поближе к Москве: «Да, в Карпаты ездил отдыхать…»
Поезд трогается.
«Ну и как там цены, в Словакии?»
Мы говорим о ценах, потом об армии, потому что выясняется что он только-только из армии, о работе, об украинских строителях в Москве, потому что там работает его брат, о том что менты заебали, суки, о ценах в Москве, и так далее. Мне неинтересно, но есть что-то привлекательное в его простодушной манере и любопытстве, да и вообще, после западной отстраненности приятно, что незнакомый человек так вот сразу начинает с тобой разговаривать. Но мне уже хочется пива, в одиночестве, чтобы действительно понять, где я.
По-своему он очень деликатен, извиняется что мешает, спрашивает, не хочу ли я спать, и обращается все время на «вы», забавно. Похоже, переехав эту границу, из детского блаженного лета я опять попал точнехонько в свои 36 лет. Заметив, что я уже посматриваю в сторону, он желает спокойной ночи и уходит.
Я открываю пиво и смотрю в окно, примечая увеличившиеся вдруг расстояния между выросшими домами, надписи кириллицей, и даже почему-то другой, желтоватый, оттенок электрического света. Но, в общем-то, там ничего особого не видно, темно.
Я выхожу покурить в тамбур, и когда возвращаюсь, на нижних полках сидят три девушки, с одинаково гладкими прическами, одинаково «по-модному» одетые во что-то блестящее, черное и розовое. И громко, задыхаясь от девчачьего восторга, трещат по-украински. Я понимаю, что посидеть спокойно уже не удастся, допиваю пиво и смиренно залезаю на свою полку. За окном маленькая станция в Карпатах.
В середине ночи меня будит гогот парней, подсевших к «дiвчатам», с полчаса я лежу без сна, и засыпаю опять.
Проснувшись утром, на подъезде ко Львову, в полной темноте. Я открываю глаза, в ужасе всматриваюсь в ничто, мозг отказывается работать, я умер? нет, я опять еду, почему-то мелькает – в Братиславу! нет, что-то не так… Я ощупываю полку под собой, и вспоминаю.
По странному наитию, я прижимаю подбородок к груди и отворачиваю ворот свитера. Майка моя еще слабо пахнет благовонными палочками. И Янкой.
Шесть утра. Немыслимое запредельное время. Я вылезаю из поезда на львовском вокзале, брр, температура +3 после братиславских +12, и я мерзну в своей французской курточке.
На вокзале та же сонная немота бледно-желтого электрического света. В окошке обменника спит девушка, уронив голову на сложенные руки. С сожалением бужу ее:
«Доброе утро!»