Книга (Венок Сонетов).

И протягиваю свои последние 30 евро. Она смотрит на меня мрачным измученным взглядом, и отсчитывает положенные гривны. Как раз хватит на билет до Москвы, и еще немного на перронные бабушкины пирожки.

По странному совпадению, московский поезд? как в Чопе, отходит ровно через пятнадцать минут.

Я забираюсь в похрапывающий и стонущий вагон, влезаю на свою полку, дожидаюсь проводницу, показываю билет, и мгновенно засыпаю опять.

* * *

Львов – Киев.

Просыпаюсь я часов в двенадцать. Вагон забит.

В моем отсеке едут старушка с усатым сыном, схожие выражением терпеливого ожидания и неуютной скованностью движений, и такой же окостенелый дед. Иногда они обмениваются размеренными ватными фразами, но в основном молчат. Самые удачные попутчики, потому что мне хочется спокойно посидеть и кое-что записать. В следующем отсеке обсуждающие политику пенсионеры, дальше четыре неподвижно застывшие под одеялами женские фигуры, ближняя – старуха в пуховом платке, засунутом под шерстяную кофту и торчащем наружу на животе (выясняется, когда она, охая, ковыляет к титану за кипятком). Дальше компания краснощеких украинских строителей, едущих в Москву на заработки, с непременной курицей в фольге, уже постепенно напивающихся. Ряд ног в побелевших на подошвах носках. Покачивающийся ад.

Я сажусь за боковой столик, беру у проводницы стакан чая и пишу, в потрепанном уже месяцами путешествий блокноте.

Устав, залезаю на полку, пытаясь читать Чапека, но чешский, хоть и похож на словацкий, дается мне с трудом, сосредоточиться не удается, и я засыпаю, до качнувшего толчка остановки.

Житомир. На выходе из вагона я попадаю в гущу женщин с сумками, напористо предлагающих картошку, пироги, булочки, беляши, вареники, кефир, водку, пиво, воблу, сигареты, шоколадные конфеты, колбасу, ядовито-розовые игрушки, торты… С трудом выскользнув из толпы, я закуриваю сигарету, но замерзаю на трясучем холоде, не успев докурить. Строители берут водки.

Ко мне подходит старушка с варениками и вполголоса говорит:

«Мужчина, хочете вареников? По гривне отдам!»

Благодарный за ее сдержанность, я покупаю вареники, кефир и поднимаюсь в вагон.

Минут через сорок после Житомира двое строителей покачиваясь выходят куда-то, наверное, в вагон-ресторан, потом один из них возвращается, хватаясь за поручни и злобно бормоча что-то, и залезает на полку. Вскорости появляются двое ментов, волоча его спутника за скомканный в кулаке шиворот свитера, попутно спрашивают проводницу: «Ваш?», потом: «Где второй?». Тот вскакивает, и стоит, покачиваясь и сонно моргая. Мент толкает его в грудь назад, и (немного непоследовательно) орет:

«Спать, сука!»

Въехав в Киев, поезд изгибается длинной гусеницей, и мимо окна плывет разлив Днепра, окаймленного лесистыми холмами, среди которых белеют стройные колокольни Лавры.

* * *

Киев-Москва.

В Киеве я покупаю бутылку пива, выпиваю ее за своим столиком, немного пишу, а потом вспоминаю, что забыл купить сигарет.

По вагону идет грузная женщина, толкая тележку с водой, печеньем и пивом. Потом она почему-то застревает в середине вагона, загородив тележкой проход. Я подхожу, и вижу, что она уже пьет вытащенную из нижнего потайного яруса тележки водку, в компании лысоватых мужчин лет сорока.

«Извините, а у вас нет сигарет?»

«Нет», говорит одна, а один из мужичков говорит, с трудом выбираясь из-под завесы хмеля:

«Э… постой-постой… я тебе дам… я с тобой покурить хочу!»

«Ну, пойдем»

Пока он выбирается, цепляясь за ноги соседей, я выхожу в тамбур и жду. Он достает фильтровую «Приму», протягивает мне, и говорит:

«Ты мужик нормальный, я тебя сразу увидел. Это… покурить с тобой!»

Я вспоминаю, что уже встречал его в тамбуре, он спросил меня о чем-то, я улыбнулся в ответ, и это, наверное, показалось ему необычным.

«Я вот выпимший!», рубя воздух ладонью (ну, классика!). Потом, задумавшись «Но это не самое главное!»

«А что самое главное?», спрашиваю я.

«А то, что… постой! Я вот нормальный мужик, ты тоже, а пацаны эти… хуй ли… пацаны вон набухались, пошли, ебальники друг другу поразбивали, сука, один об угол ебанулся, ребро себе сломал… Но и это не самое главное! … Ты скажи мне, а вот я?»

«У тебя ебальник вроде в порядке»

«Я, слышь, я вот выпимший, а никого не трогаю! Я спать лягу, просплюсь, и нормально все. Логика есть? … Ты мне скажи, логика тут есть?»

Задумавшись о своем, я не сразу понимаю, что это вопрос.

«Логика… Злости, значит, в них много, которая по пьяни вылезает. Потому и рожи друг другу квасят. А у тебя злости меньше. Ну, и постарше ты, тоже».

«Ты нормальный мужик!», протягивая мне руку, торжественно. И, вдруг взглянув на меня, с ухмылкой:

«Видел эту, с тележкой? Мы ее драть будем! Мы с мужиками поспорили, что отдерем, отвечаю, будем ее драть!»

Я вспоминаю слоновьи ноги продавщицы в черных драных рейтузах, ее утиную походку, и мне становится по-настоящему муторно. Это оскорбление любви. Хватит.

«Ну, спасибо за сигарету. Пойду я».