Книга завещаний. Французские поэтические прощания и завещания XIII–XV веков

Пускай слывут на целый свет
Венецианки-бузотерки, Любой проведают секрет,
Заглянут за любые шторки;
Пускай в Женеве тоже зорки,
В Ломбардии не гладь, не тишь —
Их всех положим на закорки,
Их всех трескучее Париж.

Неаполь солнцем разогрет,

И там на все бранятся корки;
У немок — да, у пруссок — нет,
Всегда найдутся приговорки;
И пусть венгерки-черногорки
Трепливы так, что угоришь,
Им лучше схорониться в норке:
Их всех трескучее Париж.

В Бретони уйма надоед,

И есть швейцарки-тараторки,
Но парижанка даст ответ —
И эти резво съедут с горки;
От них останутся истерки,
Они получат ровно шиш;
В Париже ругань хлещё порки,
Их всех трескучее Париж.

О Принц! Тетерки-мелкоперки,

О ком из них ни говоришь;
Всё захолустье, все задворки —
Их всех трескучее Париж.

145

Когда воссядут у собора

На свой подоткнутый подол,
То пострашнее приговора
Их уязвительный глагол.
Всему, чего не изобрел
Макробий, идол краснослова,[213]
Сия вернейшая из школ
Обучит олуха любого.

146

Монмартрскому монастырю,

Где женство похотью палимо,
Сен-Валерьен я подарю,[214]
Дабы случались без разнима, —
И индульгенцию из Рима,
Где им отпущен всякий срам;[215]
Пусть каждый проходящий мимо
Решит: сие — Господень храм.

147

Затем, для горничных и пажей

Назначу сладостный урок:
Сеньора огорчить пропажей,
Сготовить кремы да пирог,
Налить вина в громадный рог
И, словно графы и графини,
Друг дружкой вдоль и поперек
Поугобжаться на перине.

148

Затем, богатым дочерям,

У коих мамки, дядьки, тетки,
Я ничегошеньки не дам:
Им ни к чему мои оглодки;
Пускай они пребудут кротки,
А за наследством поскорей
Бегут несчастные молодки,
Что шьются у монастырей, —

149

И якобинцы-целестинцы,[216]

Коли приспичила нужда,
То за сиротские гостинцы
Их покупают без стыда;
И если вымолвила «да»
Жаклин, иль Белла, иль Перетта,
Так оттого-то и беда,
Что не сыта, не обогрета.

150

А для жирнятины Марго,[217]

Для этой девки вон из ряду —
Ведь, о-го-го и и-го-го,
Мы с ней резвились до упаду, —
Я попрошу, чтоб ей в усладу
Любой, кому дарован глас,
Ей прочитал сию балладу
И раз, и два, и сотню раз.

БАЛЛАДА О ЖИРНОЙ МАРГО