Книга живых

Но то ли действительно времена переменились, то ли вышестоящие инстанции решили не дразнить гусей, то ли судья попался честный, но приговор приятно удивил отца Анатолия и многих, условно говоря, «белых» казаков, которые собрались в зале.

Пока судья читал преамбулу, все молчали. Но, как только он произнес вердикт, в зале поднялся шум. И было отчего.

Перечислив все обстоятельства и признав Романа виновным по статье 113 Уголовного кодекса Российской Федерации (а это значило причинение тяжкого вреда здоровью), суд учел все смягчающие обстоятельства дела, как то: нейтрализация опасного вооруженного преступника, совершившего убийство, положительные характеристики, а также состояние аффекта, в котором находился Роман, приговорил его на срок шесть месяцев ограничения свободы… И сразу после вынесения приговора выпустил из-под стражи..

Это было настолько неожиданно, что казачий генерал, который так яростно обличал «коллаборационистов и их потомков», наверное, с полминуты стоял молча. А потом не выдержал и, развернувшись кругом, вылетел из зала со словами:

— Я так этого не оставлю!

XVI

В этом году была осень особенная. Такая теплая, какой не было почти сто лет. Деревья на нее реагировали по-разному. Одни пожелтели, оделись в золотой убор. Другие продолжили зеленеть. Третьи отметились красным цветом, похожим на огонь.

Но задувающий ветерок одинаково равнодушно срывал с деревьев эти их роскошные разнообразные наряды. И они, теряя их, будто стыдились своей наготы, прикрывались корявыми ветками с остатками листьев.

Опавшая же листва быстро прела и мертво шуршала под ногами.

Прохор готовил их большой просторный храм к новому таинству. Он поставил в центре купель. С восточной стороны на особом держателе прикрепил к ней свечи. Установил аналой, на который положил Крест, Евангелие и крестильный ящик.

А отец Анатолий, проверив, подогрел ли Прохор воду до нужной температуры, отправился в соседний притвор, чтобы переодеться перед крещением.

Для него уже давно нет тайн в символике церкви. Так что, облачаясь в белые одежды, надевая епитрахиль, поручи и фелонь, он понимал: они символизируют новую жизнь, принесенную на землю Господом Иисусом Христом.

Едва-едва они управились со всеми делами, как на улице зашумели двигателями подъезжающие авто.

Услышав сии звуки, отец Анатолий устремился к выходу.

Вышел и натолкнулся на подходящих.

Впереди с ребенком на руках шла маленькая и, как в свое время определил отец Анатолий, похожая на плюшевого медвежонка, Дарья. За нею — высоченный, с заново отросшим чубом, в казачьей фуражке с красным околышем Роман. Он сильно изменился с того времени, как его в последний раз видел отец Анатолий. Выпятились скулы, а под носом появились молодые рыжие усики.

За этой парой тяжело шагал сам бородатый и чубатый атаман Ефремов. На лице у него прибавилось морщин, особенно в уголках глаз.

Следом — совсем седенький, очкастый смотритель музея. И еще два молодых парня — судя по стати и спортивной внешности, «односумники» Романа.

«Наверное, такие же тренеры-преподаватели», — подумал про себя отец Анатолий.

С ними была еще женщина лет тридцати.

Встретив всю компанию у входа в храм, Анатолий поздоровался и произнес:

— Перед крещением я хотел бы выполнить свой долг перед вашей семьей. Поэтому прошу вас задержаться здесь на минуту!

— Чтобы сфотографироваться? — хихикнула тридцатилетняя «расфуфыренная тетка». И стала кокетливо поправлять платок, на голове.

Отец Анатолий не ответил. Он развернулся и шагнул в притвор, где его уже ждал пономарь. Прохор протянул ему офицерскую шашку в ножнах.

Отец Анатолий бережно взял ее. Вышел снова к народу.

Тускло блеснули в лучах восходящего солнца медные детали ножен. Свежей кожей запахла сбруя шашки, которую отец Анатолий, готовясь передать оружие, купил в городе.

Перед тем как отдать ее по назначению, Казаков коротко сказал:

— Роман! Возвращаю тебе наградную шашку твоего прадеда. С нею он шел в бой за Россию. Сражался в Первую мировую и Гражданскую. Богу было угодно, чтобы она попала мне в руки. Теперь я отдаю ее тебе — потомку и наследнику славного казачьего рода. Храни ее. И, как говорили в старину: «Без нужды не доставай, а без славы не вкладывай!» И еще одно скажу. Владей ею так, чтобы о тебе никто не мог сказать: «Дед был казак. Отец сын казачий. А внук…» — тут отец Анатолий слегка сбился, поняв, что негоже ему выражаться даже по пословице. И просто пробормотал:

— И чтобы казачьему роду не было переводу!

Он протянул шашку смущенному и взволнованному молодому человеку. Тот принял ее молча. Просто бережно взяв в руки, потянул клинок из ножен. Прочел в тишине надпись на клинке. Поцеловал бережно и нежно, как жену. И со стуком кинул обратно в ножны…

Иеромонах краем глаза заметил, как у старшего Ефремова блеснула слеза.

— А теперь заходите, дорогие мои! — тоже расчувствовался отец Анатолий, приглашая процессию в храм.

* * *

Перво-наперво ему надо освятить воду. Он берет у Прохора уже разожженное кадило. И начинает действо с освящения воды, налитой в купель.

Громко возглашает: