Книга живых

— «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков…» — и далее произносит слова Великой Ектеньи, в которой просит Бога о многих милостях и благословении…

Так продолжается довольно долго. До тех пор пока он не чувствует внутри себя самого поднимающееся куда-то вверх сильное и радостное чувство. Энергию жизни, которая и есть сейчас Бог и Дух.

Понимая, что момент назрел, он трижды крестит воду, погружая в нее персты. А потом, дунув на нее, глаголет трижды: «Да сокрушатся под знамением образа креста Твоего вся сопротивные силы».

Покончив с освящением воды и освятив молитвою елей, он обращается к крестным — отцу, которым в данном случае является один из друзей Романа, и крестной матери — той самой молодой фифе, которая держит младенца на руках:

— Разоблачите ребенка.

Они, отойдя в сторону, снимают с малыша, укутанного в одеяло, пеленки-распашонки, памперсы и смешные маленькие пинетки.

А он в это время обрабатывает освященным елеем воду в купели. Творит кресты.

Наконец крестный отец-молодец подносит ребенка к купели. И отец Анатолий совершает обряд помазания, касаясь лба, груди, спинки, ушек, ручек и ножек.

Покончив с этим, он берет таращащего черные глазенки малыша на руки. И, держа мальца на восток, как и требует порядок, трижды глаголет:

— Крещается раб Божий Владимир! Во имя Отца…

И потихонечку погружает малыша в воду.

Частенько в такой момент маленькие дети начинают вопить или плакать. Но этот черноглазый маленький казачонок только кряхтит…

А отец Анатолий, погружая этот теплый трепещущий комочек в воду, во второй раз произносит:

— И Сына!

И наконец, третий:

— И Святаго Духа!

И, уже доставая из воды, глаголет:

— Аминь!

И передает его крестному на руки.

А сам тут же запевает тридцать первый псалом, выражающий радость очищения от грехов и вхождения в Христову церковь…

Ребенка — нового члена православной церкви — начинают облачать в белую крестильную рубашку.

А отец Анатолий произносит:

— Блаженны, ихже оставишаяся беззакония, и ихже прикрывшася греси. Блажен муж, ему же не вменит Господь греха, ниже есть во устех его лесть…

В эту секунду он, стоящий лицом к алтарю, замечает, как от колебания воздуха закачался огонь свечей…

Отец Анатолий слегка оборачивается в сторону притвора. И в недоумении видит, что в приоткрытую дверь храма, крестясь и слегка озираясь, один за другим входят люди.

Он не верит своим глазам.

У притвора в бекеше и валеных бурках стоит казачий генерал Водолазов. В руках он мнет мерлушковую папаху. Рядом — похожая, как две капли воды, на Дарью женщина. За ними — еще двое.

Все останавливаются у входа, а затем медленно-медленно, шаг за шагом проходят внутрь храма.

В свою очередь, стоящие с горящими свечами в рядок участники действа, увидев взгляд отца Анатолия, начинают тоже оборачиваться. И застывают в изумлении.

Как говорят в театре, немая сцена.

Отец Анатолий быстро соображает и взглядом подает команду пономарю. Тот берет из ящика свечки и раздает их вновь прибывшим.

Казаков тем временем продолжает работать. Берет маленького Владимира в руки и произносит положенную фразу:

— Облачается раб Божий Владимир в ризу правды, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, аминь!..

В общем, плавный и торжественный ход ритуалов не нарушается. И отец Анатолий, как хороший режиссер, ведет свою постановку дальше. Он помазывает новокрещенного святым миром. После чего вместе с присутствующими совершает тройное хождение вокруг купели. И обнаруживает, что в действе участвуют уже обе стороны.

На пострижении власов он окончательно понимает, что все пришедшие в храм включены в процесс.

Пора, как говорится, и честь знать. То есть закругляться. Он берет ребенка из рук крестного отца. Приближается к святая святых храма — алтарю. И, держа младенца лицом к нему, возглашает:

— Воцерковляется раб Божий Владимир! Посреде церкве воспоет Тя!

Подойдя к распятию совсем близко, произносит окончательную формулу:

— Воцерковляется раб Божий Владимир!

Затем, как и положено, проходит к северному входу в алтарь. Входит внутрь. Обносит ребенка вокруг Престола через Горнее место.

Двигаясь таким путем, отец Анатолий не забывает повторять песнь Симеона Богоприимца:

— Ныне отпущаеши раба твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром, яко видеста очи мои спасение Твое…

* * *

Вроде бы все он сделал правильно. И от этого радостно на душе у иеромонаха Анатолия, но грустно подполковнику Казакову. Потому что обряд — дело великое, но гражданский долг тоже требует от него какого-то поступка.

И как будто что-то подталкивает его изнутри. То ли бес, то ли ангел говорит ему: «Ты хорошо потрудился сейчас! Но сделал не все. Так скажи, скажи все, что ты передумал за эти дни. Не стесняйся! Это надо сделать!»

И иеромонах Анатолий решился. Он встал перед иконостасом, прижал ребенка к груди. И, вдохнув теплый, насыщенный ладаном и миррой воздух, начал говорить: