Книга живых

«Он что — идиот? — подумал Володька. — Сто тысяч долларов против моей надежды доехать сегодня?! И, может быть, спасти Светлану…»

— Пошел ты… вместе со своими деньгами! — сказал Володька подходящему с ружьем наперевес Давиду Абрамовичу.

— Что ж так! — к тому, видимо, уже вернулась его привычная самоуверенность. — Я предлагаю хорошую сделку. В крайнем случае, не выгружайте ее (он так и сказал — «не выгружайте», как будто речь шла не о человеке, а о каком-то неодушевленном предмете!). Поедем втроем!

«В конце концов! — в эти секунды подумал Володька. — Почему я должен спасать этого подонка? Только потому, что нас так воспитали? Приучили? К христианскому смирению. Он убивает, а мы в соответствии с заповедями должны подставлять щеку? Ну нет! Пусть будет, как в исламе. Исполнится воля Аллаха, которая привела его сюда. Видно, такова она. Эта воля!»

— Будет так, как я сказал. Вот тебе продукты. Вот плитка, — он наклонился, доставая из грузового ящичка плитку. И в эту секунду услышал откуда-то сбоку щелчок взводимого курка.

Обернулся. И увидел: Давид Абрамович отошел на пару шагов. И, направив, ствол своего карабина на него, проговорил примороженной скороговоркой:

— Слазь с санок! И бабу свою сбрось! Не хочешь добром — будет вот так! — и повел стволом, показывая, куда должен отойти Володька, освободив сани.

При этих словах губы его подергивались, а в глазах горел огонь решимости.

Володька как будто прирос к дереву нарт.

— Еще раз говорю! Слазь! Застрелю! — фальцетом закричал Давид Абрамович.

«Что делать?» — вихрем пронеслись мысли.

Но в эту секунду из-за нарт, как волчья тень, с рыком вылетел Джой. И с яростным лаем кинулся на стоящего в снегу. Тот в испуге попятился от собаки, бросившейся на защиту хозяина.

В эти секунды, пока вражина отступал от яростной, лающей, как на медведя, собаки и отмахивался прикладом, Володька боком упал на нарты. И яростно крикнул, вложив в этот крик все свои чувства:

— О’кей! Пошли!

Возбужденные маламуты рванули с места в карьер.

И сцепившиеся стали быстро удаляться.

Они отъехали уже метров сто, когда хлопнул выстрел. И издалека послышался стонущий лай, перешедший в визг.

Вторая пуля ударила в заднюю доску нарт и расщепила ее.

Володька рванул карабин к себе. Но цепкая, горячая рука жены не дала ему поднять его:

— Не надо! Он цам накажет цебя! Кутх накажет, — проговорила она. — Пусть поцидит, подумает о жизни.

Володька не ответил. Только крикнул Ван Гогу:

— Наддай!

И тот послушно ускорил бег всей упряжки.

Володька обернулся. Давид остался далеко-далеко — грязным пятном на белом снегу.

«В конце концов, нельзя брать на себя чужую судьбу-карму! — подумал Озеров. — Вмешиваться в то, что человек уготовил сам себе за свою и прошлые жизни! За такое вмешательство можешь здорово поплатиться…»

Светлана выглянула из-под медвежьей шкуры:

— Джоя как жалко! Верный был пес!

— Какой там пес! — ответил он. — Друг он мне был. Верный друг! Где еще такого найти…

* * *

«Ночью будет оттепель», — думал он отстраненно, глядя на то, как солнце красным, но холодным диском поворачивало в сторону горизонта. И огромное заснеженное пространство искрилось, переливалось цветными огоньками на нетронутом белом полотне.

II

К вечеру они наконец добрались до Ключей, и он завел Светлану в теплый дом. Затем быстро сходил в поселковую администрацию — сообщить о случившемся. Попросил отрядить помощь оставшемуся на зимовке Неклюеву и забрать Давида.

Ехать в ночь они не рискнули, но уже ранним утром Озеров услышал рык моторов, а потом и увидел, как двинулись по его следу три снегохода с прицепами.

А дальше случилось чудо расчудесное. Прилетел в Ключи большой грузовой военный вертолет.

Володька сразу выскочил на улицу и кинулся к заснеженной поляне, на которой стояло огромное, похожее на гигантскую зеленую стрекозу, металлическое насекомое с красной звездой на борту.

Отцы-командиры снизошли к его мольбам. Взяли на борт — ее и, естественно, его.

После посадки в Петропавловске им пришлось долго-долго ждать машину скорой помощи. И он все-таки каким-то чудом дозвонился до доктора Славина. Доктор — добрая душа — внял его просьбам. Расспросил о состоянии Светланы, что-то прикинул для себя. Потом поговорил о чем-то с фельдшером прибывшей скорой. И, видимо, окончательно сообразив, в каком состоянии находится больная, дал команду везти ее прямо к ним в ковидный госпиталь.

Они ехали по городу, и Озеров видел, как изменилась жизнь в Петропавловске-Камчатском. Где огромные потоки машин и пробки? Где толпы?

Улицы были пустынны. Ни машин. Ни людей. Редко-редко увидишь прохожих, спешащих куда-то по своим делам.

На его недоуменный вопрос фельдшерица глухо из-под маски произнесла иностранное слово:

— Локдаун!

А потом, увидев его изумленные глаза, пояснила:

— Это когда жизнь замирает. Ничего не работает. Как бы карантин, но только в более широком понятии.

На что Озеров только кивнул головой, так толком до конца и не поняв всего происходящего.