Книга живых

Но это был не медведь. Это встал из-за лежащего снегохода человек. Мало того, что человек. Это был знакомый человек. Инвестор. Давид Абрамович. Абсолютно правильный человек. «Человек-компьютер».

Володька сразу его узнал. В горнолыжном комбинезоне. Капюшон застегнут под самый нос. Лицо прикрыто маской от мороза. На глазах очки.

Он выскочил из-под сугроба, как черт из табакерки. И, похрустывая на снегу своими нездешними сапогами, побежал к собакам:

— Стой! Стой!

Увидев своего недавнего гостя, Володька как-то сначала опешил. Вскинулся. «Как он здесь оказался? Почему? Что за незадача?!»

Привычка, сложившаяся за долгие годы жизни на суровой природе, автоматически заставила его думать о помощи ближнему.

— Стой! — крикнул он.

И Ван Гог послушно остановил упряжку.

В эти секунды, когда «эффективный менеджер» подбежал к его нартам, Володька-ительмен спросил себя: «Почему один? А где Неклюев?»

Давид Абрамович на ходу торопливо и возбужденно бормотал:

— Я знал, что кто-то обязательно поедет!

«А с него как с гуся вода! Ни вины, ни раскаяния», — подумал Володька-ительмен.

Подумал, но не сказал, а просто спросил:

— Что случилось? Как вы здесь оказались?

— Я ехал с базы!

— А где Неклюев? Почему он не с вами?

— Он сильно заболел. У него начался кашель, поднялась температура. И я уехал… — Давид помолчал и добавил: — За помощью.

«Так значит он заразил и его этой то ли итальянской, то ли китайской заразой. И когда увидел, что дело плохо, бросил. И бежать. Но, видно, что-то пошло не так…»

— А дальше-то что?

— Я думал, за день доеду. Но здесь лежало упавшее с берега дерево. Сухой ствол, припорошенный снегом, и аппарат налетел на него. Сломал лыжу. Опрокинулся. Я вылетел из седла. Хорошо, упал в снег. Подбил только колено.

— Так. Понятно! — сказал Володька. И пошел от нарт к снегоходу. В этот момент под медвежьей шкурой зашевелилась, глухо закашляла Светлана.

— У вас тоже кто-то больной? — с испугом спросил Давид Абрамович.

— Тоже больной, — как-то спокойно, отстраненно ответил Володька-ительмен. И почувствовал, как в надпочечниках из позвоночного столба поднимается вверх, рвет горло неконтролируемая ярость, злоба и ненависть. Видимо, напряжение, которое копилось в нем все эти дни раздумий и тревог, нашло выход.

Он сорвался. Затрясло его. Забило нервной дрожью все тело:

«Он, он виноват! Сволочь!»

— Вы еще спрашиваете: «У вас тоже больной?!» Ты, сволочь, заразил! Будь ты проклят! Гад! Италия тебе! Франция! А мы тут подыхаем ради твоего удовольствия!

Он, расставив руки в стороны, кинулся к Давиду Абрамовичу.

Тот изумленно смотрел на него широко раскрытыми глазами, отступая шаг за шагом назад. И, видимо, наконец сообразил.

— Убью гада! — в отчаянии закричал Володька. — Тварь!

И кинулся к саням в поисках чего-то увесистого. Топора или ружья, чтобы ударить наверняка. Ударить, лишить жизни этого мерзавца, который походя, одним своим появлением, разрушил их жизнь. И даже не с умыслом, потому что привык не думать ни о ком и ни о чем.

«Око за око! Зуб за зуб! — билось у Володьки в голове. — Только так и никак по-другому».

Он подлетел к саням. И оттуда на него глянуло заплаканное, измученное болезнью лицо, чуть приподнявшей голову жены. Светлана умоляюще смотрела на него и бормотала:

— Не надо! Не надо! Не бери грех! Это Кана тебя ведет!

Этим усилием она, видимо, исчерпала свои силы. И снова уронила голову на медвежью шкуру.

Володьку словно что-то пробило. Он молча сел на нарты.

Дрожащие руки ходили ходуном, перебирая какие-то предметы.

Наконец он обхватил голову руками. И замотал ею, мыча себе под нос:

— Гад! Гад!

Прошло несколько минут. Эффективный менеджер, забежавший за перевернутый снегоход и спрятавшийся там, высунул голову. И оттуда послышался какой-то щелчок.

А Володька уже раскаивался. Ему казалось, что гнев его был несправедлив. А в голове скакали примиряющие мысли: «Он же не хотел, чтобы так получилось. Наверное, он неплохой человек. Сам не знал, что это произойдет. А я? Стыдно! Стыдно! Чуть не убил человека. Да разве ж так можно? Он попал в такое вот положение. В аварию. А я, вместо того чтобы помочь, кинулся за ружье! Эх, жизнь!»

Он слегка остыл. Приподнялся с нарт. И крикнул своему визави:

— Ладно! Выходи! Будем думать, что делать дальше!

Из-за утонувшего в сугробе снегохода снова поднялась голова, а рядом с нею ствол винтовки.

— Я вот что думаю! — крикнул ему Володька. — У меня жена тоже здесь лежит. И собак всего восемь. Забрать тебя я не могу. Как говорится, Боливар не вынесет троих. Я оставлю еды, плитку, спальный мешок. А как только доберусь до Ключей, пришлю помощь. Думаю, тебе надо продержаться максимум сутки! Согласен?

Давид Абрамович, видимо, уже пришел в себя. И к нему вернулось былое умение просчитывать, которым он так потряс хозяев в свой визит.

— У меня другое предложение! — крикнул он, выходя из-за своей баррикады. — Вы забираете меня! А я вам плачу сразу десять тысяч долларов…

— Чего-чего? — изумился такому его раскладу Володька.

— Я оговорился. Сто тысяч. Причем я могу вам сейчас отдать свою платиновую кредитную карту.