Книга живых

Светлане было плохо. Она задыхалась, поэтому фельдшерица то и дело прикладывала к ее лицу полупрозрачную маску с кислородом и поясняла Володьке суть дела:

— Эта зараза чаще всего поражает легкие. Превращает их в какую-то кровавую кашу. Концентрация кислорода в крови падает. Мы ее измеряем вот таким вот прибором, — и она показала ему приборчик. — Пульсоксиметр!

Затем достала из-под пледа Светланину руку. Ловко надела на указательный палец эту пластмассовую прищепку. Глянула на экранчик. И вздохнула.

Они приехали к госпиталю. Но и там пришлось ждать, потому что впереди них стояли еще четыре «скорых», из которых больных выводили или выносили на носилках.

Наконец, дошла очередь до их машины. Фельдшерица и санитар взялись за рукоятки. Володька шагал рядом и все заглядывал в полузакрытые глаза жены.

И загадывал, увидит ли он ее еще хоть раз.

В приемную его уже не пустили. Так что он стоял за стеклянными дверями и смотрел туда, где колдовали одетые в белые скафандры с синими полосами врачи, сестры и санитары.

Все. Он передал ее в их руки. И теперь ее жизнь и его судьба зависела от этих людей в скафандрах и масках. Теперь ему надо было подумать о себе — где-то остановиться, где-то приткнуться. О возвращении в Ключи он даже не задумывался: за собаками приглядит сосед, а он будет ждать здесь.

Никем не отстановленный, он вышел на улицу. Постоял во дворе больницы. Подумал. И определился наконец: «Пойду к Василию!»

* * *

Василий — давний приятель Озерова — лохматый, неопрятный, добрый вечный студент. Человек не от мира сего. Можно сказать, человек какого-то другого древнего времени, попавший причудливым образом сюда — в двадцать первый век.

Профессорский сын из хорошей семьи, он, что называется, не пошел по стопам отца. Тот работал много лет в местном университете, был уважаемым человеком в интеллектуальном сообществе. И такую же судьбу строил для сына. Отдал его в хороший вуз, на хорошую специальность. Потом подыскал непыльную работу… Но душа Василия требовала чего-то другого. И это другое он нашел в природе. Полюбил путешествовать по лесам, рекам, озерам да лазить на вулканы. И в этом полубродяжническом существовании нашел свой смысл жизни.

А кормился тем, что делал чучела зверей и птиц. Летом — осенью наловит, настреляет дичи, а всю зиму и весну делает чучела. Одно слово — таксидермист.

Естественно, такой образ жизни Василия Дмитровского ну никак не способствовал его семейной жизни. Женщины, как те птицы, прилетали в его городскую квартиру, пытались как-то упорядочить жизнь, свить гнездо, но все эти попытки разбивались о Васькину безалаберность. Так что оставался он одиноким холостяком, человеком бессемейным, но в целом сносным.

Вот к нему-то, в старый обшарпанный дом на окраине Петропавловска-Камчатского, и направил свои стопы Володька-ительмен. Переночевать, отряхнуться после таежного житья. А там… время и болезнь Светланы покажут…

Василий был дома. Открыл дверь сам. И Володька радостно вздохнул. Потому что если бы у Василия задержалась очередная пассия, то дверь открывала бы она. А так — все ясно и понятно.

Вид у хозяина был соответствующий. Как и положено отшельнику: волосы всклокочены, рыжая огромная борода, в которой застряли хлебные крошки, растрепана. Глаза — слегка ошалелые. Одет он был в какую-то вывернутую мехом внутрь кацавейку и тренировочные штаны с пузырями на коленях.

«Прямо как бомж», — подумал Озеров. И с порога заявил:

— Я тут у тебя пару дней перекантуюсь!

В глазах Василия он отметил сначала какой-то легкий испуг, а потом радость.

«Видно, у них тут с этим коронавирусом в головах все перемешалось!» — решил Володька.

И, получив утвердительное «Угу!» хозяина, принялся раздеваться.

В хате все было, как всегда. Стоял густой звериный, запах, и везде — на подоконниках, в шкафах, на полу — торчали чучела. Кого тут только не было! И ворона черная, и жаворонок полевой, и конёк пятнистый, и чернозобик.

Но это так, мелкая птица. Были и покрупнее: бекас и дальневосточный кроншнеп стояли на деревянных подставках, опустив длинные клювы и задрав одну ногу. А с высоты платяного шкафа смотрел круглыми глазами сыч мохноногий.

Володька почувствовал себя в квартире Василия, как дома, а в самом хозяине — родственную душу, немного отошел, оттаял.

— Чем занят?

— Делаю чучело куропатки тундровой. А между делом волонтерствую! — Василий принял его куртку и, вешая в прихожей, спросил. — А ты к нам какими судьбами?

Володька, не отвечая на его вопрос, продолжил свои расспросы:

— Что значит волонтерствуешь?

— Да народ попрятался от злой болести. Старикам даже запрещено в магазин ходить. Вот те, кто посвежее, помоложе, собирают заказы, идут в магазин. Покупают и разносят. И я с ними. Пандемия, понимаешь! Кому-то надо помогать.

Тут Володька сообщил ему и свои новости. Что злая хвороба добралась и до их охотничьих угодий и теперь он доставил к докторам Светлану. Василий удивился было, что друга не упекли в изолятор, но не стал донимать Озерова дальнейшими вопросами.