И вот неизвестно откуда появляется ничтожный вирус. И вся жизнь на планете летит кувырком.
Вся цивилизация, пожирающая гигантские ресурсы, бесполезно взирает, как умирают сотни тысяч особей. И ничтожный вирус опустошает города.
Мы думали, что схватили бога за бороду, а оказались жалкими пасынками эволюции, вместе со всеми нашими мегаполисами, атомными бомбами, ракетами, пирамидами и прочим хламом, которым мы так гордимся.
А все потому, что в своей гордыне мы забыли о том, что являемся частью этой самой планеты, природы. Такой же уязвимой, как любая другая часть. А еще мы забыли самое важное. Что в условиях этой самой чудовищной глобализации неизмеримо возросла ответственность каждого человека. Мир стал маленьким. И беззащитным, как какая-нибудь индейская деревня в период освоения Америки.
Наша философия, рассчитанная на авось да небось, больше не работает. И каждый человек сегодня подобен командиру атомной подводной лодки или начальнику пусковой ракетной установки. Он может уничтожить мир только фактом своего присутствия.
И в таком мире нынешняя философия — пользуйся всем живущим и не думай о последствиях — и привела его к пандемии.
Ведь этот хрен, который завез сюда заразу, он ведь знал, что в Италии эпидемия. Но, наплевав на все, полетел туда. Потому что, видите ли, очень хотелось развлечься, покататься. И денег истраченных было жалко. Вернувшись, он должен был спрятаться дома. И сидеть тихо, как мышь. Но он наплевал на все. Он выше всего! Каких-то предупреждений! И запретов! Он великий человек! Он торопится жить. У него бизнес-проект. И он полез в самолет. И этим своим пофигизмом поставил тысячи людей на грань жизни и смерти.
Не этот вирус сегодня угроза жизни человечества. А другие. Вирусы жадности. Алчности. Наплевательского отношения к людям. “Только я!.. Только мои личные желания важны!.. Только мои замыслы…” Вот они и привели к пандемии. Вот их надо корчевать.
И вот итог. Везу в никуда свою жену. И похоже, что везу умирать…»
Утро застало его на ногах. Светлана едва-едва дышала. И, судя по всему, чувствовала себя еще хуже, чем вчера. Черты ее круглого лица еще больше обострились. Глаза совсем провалились. Она едва-едва смогла пробормотать:
— Мне бы только чуть-чуть подышать… Подышу и умру…
Поняв, что она уже где-то на пороге, он заторопился. Быстро собрал лагерь. Сложил палатку. Все лишнее — долой. «Надо максимально облегчить нарты. Восемь собак в упряжке. Да еще Фокс лапу повредил. Если маламуты лягут от перенапряжения, то я ее сегодня не довезу. И тогда уж точно…»
Он не хотел даже в мыслях произносить это слово. Им овладел суеверный страх. Потому что мысль — она материальна. И если начнешь о чем-то думать постоянно и тяжело, то оно непременно сбудется.
Володя только просил высшую силу Вселенной, ту, что мы называем по-разному, но однозначно существующую, прийти к нему на помощь. Чтобы он смог спасти ее.
Он шептал:
— Бог, Кутх, Иегова, Христос, Будда, Вишну, Мухаммед — как бы тебя ни называли, Ты — моя последняя надежда, последняя опора. Только на Тебя уповаю. Помоги! Дай силы ей продержаться!..
С утра, после отдыха, маламуты пошли лучше, чем вчера. По-видимому, они уже втянулись. А может, поспособствовало то, что он разгрузил нарты, оставив только самое нужное. Так что упряжка шла ходко. И Володька приободрился. Почувствовал уверенность, что сегодня он доберется до Ключей.
«А там… Там же люди! Врачи! Они помогут. Не могут не помочь!»
Ночью прошел небольшой снежок. И морозец отпустил. Солнце еще не поднялось. И над рекою и лесом вокруг висела какая-то хмарь. Белая пустыня перед бегущими псами казалась бесконечной.
Но Володька знал, что тут, и в лесной чаще, и подо льдом и снегом, таится жизнь. Он по мельчайшим следам на снежном покрове видел, какой зверь пересек реку этой ночью. Кто за кем гнался. Он читал эту книгу жизни. И понимал каждую строку. Вот проторил аккуратный след хитрый горностай. А тут перебежала свирепая росомаха. Здесь искала прокорм рыжая плутовка лиса. А сюда скакнул заяц, на которого она нацелилась. В одном месте он даже заметил следы медведя-шатуна.
Дорога успокаивала утреннюю тревогу, настраивала на мирный лад. Задранные собачьи хвосты качались в такт движению и действовали на Володьку магически, своим монотонным покачиванием ввергая в полудрему. Он уже был немолод. Очень немолод. И накопленная усталость жизни давала о себе знать болью в мышцах и слабостью тела…
…В какой-то момент, сидя на нартах, он чуть-чуть придремал. Спохватился. И через очки увидел: у правого берега, там, где снег бугрился сугробом, что-то торчало. Володька снял темные очки: «Что за черт? Рога? Какие тут могут быть рога?» И сообразил, что это вовсе не рога животного. Это из снега торчали черные ручки руля снегохода.
Оба-на!
Упряжка подкатила поближе, и он разглядел, что за сугробом лежит на боку, задрав лыжи, японский механизм. А из-за него поднимается чья-то фигура.
«Может, медведь-шатун лакомится?» — встревожился Володька. И нащупал лежащее рядом оружие.