Книга живых

Играла музыка. Какой-то большой радиохолдинг праздновал свой корпоративный юбилей. Для этого организаторы, по современной моде, выбрали площадку посреди высоченных, круто уходящих ввысь стеклянно-бетонных зданий. Поставили трибуну. Пригласили диджеев и поп-исполнителей, чтобы те завлекали и развлекали публику. Включили на полную мощность динамики, и прямо на открытом воздухе пошло действо — награждение самих себя.

Дубравин и Майснер сидели в сторонке, за столиком уличной кафешки, и оттуда наблюдали за происходившим у трибуны, где тусовалась собранная для такого важного случая молодежь. Но, на взгляд Дубравина, выглядела эта тусовка недостаточно внушительно. Всего десятка три-четыре «френдов». И поэтому зрелище было скорее грустным, чем пафосным. Однако отсутствие публики не мешало организаторам праздника бойко провозглашать с трибуны очередные номинации, а «лауреатам» — взлетать по ступенькам и «с благодарностью» принимать статуэтки и подарки. Действо растянулось надолго. Дубравину было скучно, и он коротал время в разговоре с Майснером.

— Да ты что! — горячо вещал тот. — Это же так, прелюдия! К банкету подтянутся интересные люди. Да вот, смотри, уже подходят…

И действительно, в эту минуту Дубравин увидел знакомое лицо. По площадке шел оплывший, с толстыми губами и наеденным животом, судя по недовольной физиономии, мало изменившийся его старинный друг и приятель Александр Розенблюм, известнейший в Казахстане, да и не только в Казахстане, адвокат и юрист.

Когда Дубравин только-только стал собственным корреспондентом молодежной газеты, они сошлись на волне «перестройки и гласности». Розенблюм — молодой адвокат — ввел Дубравина в круг правоохранителей и стал подбрасывать ему интересные истории из жизни преступного мира. В результате Дубравин стал первооткрывателем такого явления советской действительности, как мафия. Его статья «Рэкет — плата за страх!» прогремела на всю страну. А заметки о нравах преступного мира стали откровением того времени. Дубравин как журналист и сформировался на этой теме.

И вот теперь снова неожиданная встреча друзей-партнеров.

— Кого я вижу! — радостно, с непроизвольной широкой улыбкой на устах воскликнул Александр и встал со стула.

Но его визави недоверчиво посмотрел на него из-под темных очков. И, вместо того чтобы хотя бы изобразить видимость удовольствия от встречи, недовольно пробурчал:

— Я слышал, ты в депутаты подался. Законы пишешь. Давить вас надо…

Дубравин, не обращая внимания на ворчание старого товарища, все-таки приобнял его толстое жесткое тело, чем, как ему показалось, смягчил душу. Розенблюм заулыбался. Шурка понял, что на самом деле тот был, конечно, рад встрече. Но такая уж у него манера общения, сформированная за долгие годы работы в адвокатуре. Присели за столик. Со сцены ведущий все время выкрикивал все новые и новые имена победителей, и казалось, что поток их будет нескончаемым.

— Что празднуем? — спросил Розенблюм, кивнув на сцену.

— Да это Укмамбетов юбилей справляет, — ответил ему Майснер.

— А, это тот, который получил от мамы игрушку? — презрительно скривил толстые губы Розенблюм.

— Ну да! — согласился Майснер.

Адвокат пояснил гостю суть дела.

— Его мама, — он показал пальцем на сцену, — всегда работала в торговле. И там пригрела одного мальчишку. Когда страна рухнула, она, имея связи, толкала его наверх. Все выше и выше. Так он дополз до должности на самом верху. И поддержку не забыл. Когда зять одного ну очень большого начальника захотел захватить медиаресурс сына благодетельницы, благодарный руководитель прикрыл его, заявив, что это он крышует Укмамбетова. И зять отстал. У нас так: все под кем-то находятся. Независимых нет. Все должны быть в чьем-то клане. С кем-то в доле.

Дубравин уже знал эту историю с похоронного аса Амантая, но ничего не говорил, понимая, что в каждой избушке свои погремушки.

— А вот идет еще один великий медийный человек. Как говорится, друзья встречаются вновь, — с долей какой-то недоброжелательности заметил Майснер, кивая на подходящего к площадке пожилого, но еще красивого, высоченного мужчину с седой, львиной, гривой.

— Да это же Володя Матвеев, — удивился в очередной раз нежданной встрече Дубравин. — Вместе учились. Он-то чем занимается?

— Он занимался созданием казахстанского независимого радио. И в свое время, не имея крыши, пострадал от произвола властей, — ответил Розенблюм.

Дубравин вскочил со своего насиженного места и устремился навстречу однокурснику. Узнались. Обнялись. Присели, вернувшись к столику.

— Как ты?

— Как ты?

Что рассказать? Целая жизнь прошла. И чего только в ней не было.

Дубравин коротко рассказал, как после восемьдесят шестого рокового года местные власти принялись его травить. Как уехал из Казахстана. И заключил: