Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя

Когда в 1998 году Алеша окончил школу и поступил в Нижегородский университет на престижнейший в те времена юридический факультет, я решила: сниму с себя последнюю юбку, но покажу ему «проклятый Запад». И накануне дефолта, в августе, в дешевых спортивных костюмах и кедах, мы отправились в автобусное путешествие по Западной Европе: Бельгия, Франция, Нидерланды, Австрия, Германия… Впечатление было неописуемым, и это при том, что у нас за плечами осталось немало поездок и по Союзу, и по России. Главенствовали два ощущения: непрерывности европейской истории и естественной нормальности повседневной жизни. «Капиталистическая» действительность наглядно свидетельствовала, что человеческие условия существования ведут к «очеловечиванию» людей, к развитию лучших личностных сторон и качеств. Нет, шока (как, скажем, у Владимира Высоцкого при первой поездке в ФРГ, о которой рассказывает Марина Влади в своих воспоминаниях «Владимир, или Прерванный полет») у нас уже не было. Но была бесконечная жалость к «своим», к «нашим» – и стыд за свое российское убожество, исконное и посконное. Долго-долго эти чувства сопровождали все мои возвращения из ставших весьма многочисленными заграничных поездок. Но сама возможность путешествовать и ее реализация принесли и мне, и сыну много счастья и радости. Для меня и поныне нет большего удовольствия, чем шагать рядом с ним по улицам известного только по литературе города, глазеть по сторонам, задирать голову перед грандиозными соборами, удивляться непривычным памятникам, разглядывать витрины магазинов, любоваться бульварами и парками, подмечать незнакомые наряды, прически, жесты, мимику… Позже я в полной мере оценю прелесть путевых очерков Петра Вайля, его замечательную книгу «Гений места», и не раз буду ее перечитывать.

Так что пресловутого дефолта 1998 года мы практически не заметили. Денег как не было, так и не стало, их и раньше приходилось постоянно зарабатывать. Спасало репетиторство.

А что же зарплата? Она была, но весьма небольшая. Впрочем, не могу не отдать должное введенной во времена Ельцина и широко обнародованной Единой тарифной сетке с ее восемнадцатью, по-моему, разрядами. Я со своим профессорством попадала в 16-й разряд, а ректор Педуниверситета имел разряд 18-й – высший. Разница в нашей зарплате была, во-первых, небольшая, а во-вторых, наглядная! Мне эта сетка кажется много нравственнее нынешних совершенно непрозрачных и вызывающе несправедливых способов определения и начисления заработанных несчастными бюджетниками денег – со всеми нормативами, коэффициентами и индивидуальными надбавками.

Читателю, скорее всего, уже ясно, что я уверена: Горбачеву, Ельцину, Гайдару в России воздвигнут памятники. Они это заслужили своей решительностью, жаждой добра, отталкиванием от кровопролития, а также тем, что не цеплялись руками и ногами за власть. Чувство собственного достоинства – вот что им было присуще:

Чувство собственного достоинства – вот загадочный инструмент:
созидается он столетьями, а утрачивается в момент…

(Б. Окуджава. «Чувство собственного достоинства…»)

Кстати, народное отношение к Михаилу Сергеевичу заметно потеплело после безвременной кончины Раисы Максимовны. Стало очевидным, какое искреннее и большое чувство их связывало. Мы так до конца и не поняли, как нам повезло с Горбачевым. Живой человек с европейским взглядом на мир, органически противящийся жестокости. Это дорогого стоит, особенно в нашей истории. Вспомним Александра II…

Безусловно, конец 1980-х принес немало потерь. Из-за социальной невостребованности выпускников и попросту из-за нехватки средств было принято недальновидное решение закрыть отделение структурной лингвистики в Горьковском университете, где я работала. Промыкавшись год-другой на хоздоговорах, в 1990 году я перешла в Горьковский педагогический институт. Пришлось осваивать новую научную парадигму – педагогическую и методическую. Поскольку я к тому времени имела немалый преподавательский и репетиторский опыт, а также была автором нескольких учебников, это освоение шло достаточно легко и с удовольствием. Набирающая силу свобода слова и печати привела к возникновению множества негосударственных издательств, где я и начала активно печататься. Возможность придумать, написать и напечатать собственный, никем не навязанный текст – это счастье может полностью оценить только пишущий человек. А обрели мы названную возможность вместе с пришедшей и окрепнувшей горбачевской гласностью.