Книги, годы, жизнь. Автобиография советского читателя

Первая моя книжечка-учебник для массового читателя «Как стать грамотным» выросла из шпаргалок, упражнений и методических советов, накопленных за годы репетиторства. А напечатал ее мой университетский товарищ, который организовал собственное издательство сразу же, как только это стало возможным. Причем напечатал по своей инициативе, не дожидаясь просьбы с моей стороны. Через несколько лет, не выдержав конкуренции, его издательство исчезло с нижегородской арены, но… они были первыми!

Спустя небольшое время меня пригласило к сотрудничеству созданное в Нижнем Новгороде издательство «Деком» – одно из немногих завоевавших впоследствии всероссийскую известность. Я напечатала у них – дай бог памяти – пять учебных пособий, причем тиражи были просто фантастическими, доходило до 100 000 экземпляров. Даже гонорары я получала нестыдные: их хватало на покупку цветного японского телевизора, видеомагнитофона, компьютера и прочей по тем временам «роскошной» техники. Позже наступила очередь Москвы – «Айрис-Пресс», «Вербум-М», «Глобулус-ЭНАС», «Флинта» и другие.

Как радостно помнятся мне эти первые негосударственные издательства, царившая в них демократическая и домашняя атмосфера, искренняя уважительная заинтересованность в авторах! И увы – как быстро это все исчезало. Свобода и относительная дешевизна печати соблазняли тысячи графоманов: почему бы и не увековечиться за несколько сотен долларов? Попадались среди этих тысяч и талантливые люди. Я в те годы подрабатывала редактурой доморощенных стихотворных сборников и даже немножко горжусь, что через мои руки прошло несколько незаурядных авторов, в их числе безвременно скончавшийся Владимир Миронов – самобытный и глубокий самородок из керженских лесов, прошедший и огонь, и воду, и поздние медные трубы. Когда я, не удержавшись, задала ему примитивный и лобовой, но неизменно интересовавший меня вопрос: «Зачем вы пишете стихи?», то услышала в ответ: «Знаете… я тогда чувствую себя человеком…»

Нынешние авторы, обращаясь в многочисленные издательства постсоветской России, все реже могут отнести к себе это Володино утверждение. Мало найдется в теперешнее время таких униженных существ, как самодеятельный автор. Не говорю уже о том, что гонорары, даже самые мизерные, просто-напросто перестают существовать. Но ответить, написать хотя бы несколько слов обратившемуся к тебе человеку? А ведь в советское время такой ответ был обязательным: пусть отписка, но письмо, письмо от живого человека, а не от компьютерного робота, извещающего по электронной почте, что «ваше сообщение получено». Нет, исключения бывают, но… но… но…

Конечно, есть интернет, куда вполне можно податься – и подаются. Однако бесконтрольность, неряшливость, безграмотность сонма выплеснутых в Сеть высказываний удручают, смешат, а иногда приводят в ужас. «Читателя! Советчика! Врача!» – выкрикивал когда-то Мандельштам, и, переиначивая строку, я повторяю: «Редактора! Советчика! Врача!..»

Начало 1990-х запомнилось мне как время искренности, смелости, инициативы – не для всех, но для многих. И время надежд! В 1990 году я получила на свои работы сразу два гранта Фонда Дж. Сороса и участвовала в знаменитых Соросских мастерских, проходивших в подмосковном Одинцове. Те гранты выигрывались не по блату; чуть ли не впервые на моей памяти так высоко оценивалась подлинная содержательная новизна и актуальность гуманитарных исследований. Впрочем, если естественники и технари получали свои грантовые суммы в долларах, то нам их выплачивали в рублях – эта дискриминация сохранялась. Стремительно растущая инфляция позволила мне купить на один грант два килограмма кофе (в зернах, что особенно ценилось в нашем кругу) да зимние сапоги. Но это как-то не огорчало: сколько знакомств завязывалось на тех мастерских, какие интереснейшие разговоры кипели в курилках, как пылко дискутировали во время докладов… Помню, в обеденный перерыв я за столом похвасталась своими сапогами и кофе, и видный психолог и автор учебников Генриетта Григорьевна Граник задумчиво произнесла: «А я на свой грант купила ночную рубашку…» После моей ответной реплики: «Ну что ж, вы доставили этим удовольствие не только себе!» мы стали друзьями. Позже, к концу 1990-х, Генриетта Григорьевна с горечью призналась мне, что во многом чувствует себя обманутой – так же, как львиная часть обнищавшей постсоветской интеллигенции: «А ведь наши дети ходили к Белому дому и защитили его…».