Этот цветастый стиль очень нравится слушателям. Моливда, крайне довольный собой, полулежит затем на коврах, потому что, с приезда Ханы, у Яакова теперь большая комната, которую Хана обустраивает на турецкий манер. Выглядит это странно, потому что за окном снег и метель. Маленькие окошечки практически занесены мягким снегом. Как только двери открывают, снежная пыль залетает вовнутрь, где пахнет каффой и лакрицей. А ведь еще несколько дней назад казалось, будто бы пришла весна.
- Посижу тут у вас несколько дней, - говорит Моливда. – У вас, словно в Смирне.
И это правда, он чувствует себя лучше среди этих иудеев, чем в Варшаве, где даже кафы не могут подать: ее наливают слишком много и слишком разбавленной, что приводит впоследствии к изжоге и волнению. Здесь сидят на полу или на выгнутых лавочках за низкими столиками, на которых подают кафу в малюсеньких чашечках. Словно для гномиков. Опять же, здесь ему подают приличное венгерское.
Приходит Хана, сердечно приветствует его и дает ему на руки дочку Яакова, малышку Авачу, Евуню. Ребенок тихий и спокойный. Ее несколько пугает большая, рыжеватая борода Моливды. Дитя глядит на него, не моргая, внимательно, как будто исследует, а кто же это такой.
- Ну вот, влюбилась в дядю, - шутит Яаков.
Но вот вечером, когда они остаются впятером, с Османом, Хаимом из Варшавы и Нахманом, и открывают третий куышин вина, Яаков нацеливает палец в Моливду и говорит:
- Видел мою дочку?. Знай, что она – королева.
Все ему поддакивают, только такой поддержки ему не нужно.
- Вот только, Моливда, не думай, будто бы королевой я называю ее ради красоты.
Мгновение тишины.
- Нет, она и на самом деле – королева. И вы даже не знаете еще, насколько великая.
Следующим вечером, когда после ужина собирается небольшая группа братьев, моливда, прежде чем напиться и опьянеть, дает отчет о стараниях у архиепископа Лубеньского. Они на правильном пути, хотя у епископа имеются сомнения, от всего ли сердца желают они прильнуть к Церкви. Сейчас он напишет письмо для Крысы и Шлёмо Шора, чтобы сложилось впечатление, будто бы креститься желает много групп.
- А хитрый ты, Моливда, - говорит ему Нахман из Буска и хлопает его по спине.
Все над этим Нахманом подсмеиваются, поскольку он женился во второй раз, и теперь повсюду за ним ходит его молоденькая супруга. Сам Нахман, похоже, этим браком напуган.
Неожиданно Моливда начинает смеяться.
- Видишь, у нас никогда своих дикарей не было, в то время как у англичан и французов имеются свои бушмены. Хотели бы господа и вас, своих дикарей, к барскому лону прижать.
Заметно, что вино из Джурджу, что прибыло сюда на возах с Ханой, уже начало действовать. Все перебивают друг друга.
- …Так ты за этим ездил сам, за нашими спинами, к епископу Дембовскому? – обращается к Крысе возмущенный Шлёмо Шор, хватая того за не слишком-то чистый галштук. – И для того мутил там сам, чтобы получить выгоды под собственным предводительством, разве нет? Глядите на него. Это затем ты один возвращался в Чарнокозинцы за епископскими письмами, в которых тебе дали бы охранное свидетельство. Обещал он тебе?
- Ну да, он обещал мне, что у нас будет независимость в границах Королевства. Ни про какое крещение не было и речи. И как раз этого мы и должны держаться. А после его смерти все идет псу под хвост. Вы же, глупцы, тянетесь к этому крещению, будто мошкара на огонь. Ни о каком крещении речи не шло! – Крыса вырывается, бьет кулаком в потолок. – И тогда кто-то наслал на меня бандитов, которые избили меня чуть ли не до смерти.
- Подлый ты, Крыса, - говорит Шлёмо Шор и уходит прямо в метель.
Через открытую на мгновение дверь в средину залетает снег и сразу же начинает таять на выложенном лиственничными ветками полу.
- А я с Крысой согласен, - говорит Ерухим.
Другие поддакивают ему. С крещением можно и подождать.
Но тут вмешивается Моливда:
- Прав ты, Крыса, только в том, что здесь, в Польше, никто полных прав иудеям дать не позволит. Ты либо станешь католиком, либо останешься никем. Сейчас магнатская милость поддержит тебя золотом, ибо ты против других иудеев, но если бы пожелал где-нибудь в сторонке укрыться в своей вере, покоя тебе не дадут. Пока не увидят тебя лежащим крестом в костёле. Если кто думает, что все по-другому, такой ошибается. Перед вами были христианские иноверцы, ариане, люди совершенно мягкие и им гораздо более близкие. И были они замучены, а в конце концов – изгнаны. Все имущество у них отобрали, а их самих или убили, или изгнали.
Все это он говорит каким-то гробовым голосом.
Крыса вновь восклицает:
- Хотите идти прямиком в пасть этого чудовища, Левиафана…
- Прав Моливда. Нет для нас иного выхода, как только крещение, - говорит Нахман. – Пускай только лишь на первый взгляд, - тихо прибавляет он и одним глазом поглядывает на Моливду, который как раз закурил трубку. Тот выпускает громадный клуб дыма, который на миг закрывает ему лицо.
- Если только для видимости, то уже всегда станут между нами вынюхивать. Приготовьтесь к этому.
Повисает длительное молчание.