Камбуз превратился в помойку. Завтрак разлетелся по всему полу. Там я его и оставила – яичные желтки, ветчину и французские тосты, застывшие в лужах пролитого жира. Раз Джонатан виноват, пусть сам и разбирается. Я налила себе стакан грейпфрутового сока, подождала, пока утихнут взаимные обвинения, и снова поднялась на палубу.
С рассвета прошло всего два часа, и солнце по-прежнему пряталось в тумане, скрывшем остров от глаз Джонатана. Если сегодняшний день окажется таким же, как вся эта неделя, то к полудню палуба настолько раскалится, что босиком на нее не ступишь, а сейчас, пока густая мгла еще не рассеялся, я замерзла в своем бикини. Когда плаваешь между островами, не так уж и важно, что на тебе надето. Некому смотреть. А загар я получила лучший за всю свою жизнь. Но этим утром озноб погнал меня вниз за свитером. Пусть ветра и не было, с моря тянуло холодом. «Там ведь еще ночь, – подумала я. – Всего в нескольких ярдах от берега. Бескрайняя ночь».
Я натянула свитер и вернулась на палубу. Рэй склонился над картами. Обгоревшая кожа у него на спине шелушилась, и мне была видна залысина, которую он пытался замаскировать своими кудряшками цвета грязной соломы. Джонатан смотрел на пляж и поглаживал нос.
– Господи, ну и местечко, – сказала я.
Он взглянул на меня и попытался улыбнуться. Бедный Джонатан тешил себя иллюзией, что его очаровательное лицо и черепаху заставит вылезти из панциря. Признаться честно, иные женщины таяли при одном его взгляде. Но я к их числу не принадлежала, и это его злило. Я считала, что еврейская миловидность Джонатана слишком пресная и до красоты не дотягивает. Мое безразличие было для него все равно что красная тряпка для быка.
Из трюма донесся сонный, разобиженный голосок. Наша Богоматерь Койки наконец-то соизволила проснуться. Настало время ее запоздалого выхода в кокетливо скрывающем наготу полотенце. Лицо Анжелы распухло от избытка красного вина, волосы нуждались в расческе, но ее великолепие по-прежнему работало на полную мощь, а глаза были широко распахнуты. Ни дать, ни взять Ширли Темпл[4]
с глубоким декольте.– Что происходит, Рэй? Где мы?
Тот ответил, не отвлекаясь от своих вычислений, которые заставляли его нахмуриться:
– У нас чертовски паршивый штурман, вот и все.
– Я даже не знаю, что случилось, – запротестовал Джонатан, явно надеясь на сочувствие Анжелы. Но он его не дождался.
– Так где же мы? – снова спросила она.
– Доброе утро, Анжела, – сказала я. Меня тоже проигнорировали.
– Это остров? – не унималась она.
– Конечно, остров, но пока не знаю, какой именно, – ответил Рэй.
– Возможно, Барра, – предположила она.
Рэй скривился:
– Даже близко не Барра. Если вы дадите мне проследить наши шаги…
Проследить шаги? По воде? «Рэй просто помешан на Иисусе», – подумала я, оглядываясь на пляж. Невозможно было угадать, насколько большим было это место: через сотню ярдов пейзаж исчезал в тумане. Возможно, где-то за этой серой стеной пряталось человеческое жилье.
Рэй, обнаружив, что в том месте, где мы предположительно застряли, на карте белое пятно, спустился на берег и критически оглядел нос корабля.
Больше для того, чтобы оказаться подальше от Анжелы, чем по какой-то другой причине, я присоединилась к нему. Мокрая галька пляжа выскальзывала из-под босых ног. Рэй почти ласково провел ладонью по борту «Эммануэль», затем присел на корточки, чтобы осмотреть поврежденный нос.
– Не думаю, что пробили, – произнес он, – но не поручусь.
– В прилив мы сойдем с мели, – сказал Джонатан сверху, картинно уперев руки в бока. – Без проблем. Без всяких проблем.
Он подмигнул мне.
– Черта с два мы сойдем! – рявкнул на него Рэй. – Сам погляди.
Но уверенность Джонатана было не поколебать:
– Тогда мы найдем того, кто поможет нас вытащить.
– И ты, мать твою, сможешь кого-нибудь привести, придурок?
– Конечно, почему бы и нет? Дайте туману рассеяться, и я пройдусь, поищу помощь, – ответил Джонатан и неторопливо удалился.
– Я поставлю кофе, – вызвалась Анжела.
Зная ее, я понимала, что это займет целый час. Хватит времени прогуляться.
Я пошла вдоль берега.
– Не уходи далеко, милая, – крикнул Рэй.
– Хорошо.
Он сказал «милая». Просто слово, за которым ничего не стояло.
Уже начало припекать, и я на ходу стянула свитер. Мои груди от загара стали коричневыми, как два ореха, и думаю, размером они тоже с орехи. Но нельзя же иметь все. По крайней мере, из парочки нейронов в моей голове можно высечь искру, чего не скажешь об Анжеле: сиськи у нее как дыни, а таких мозгов и мул бы устыдился.
Солнце все еще не пробивалось сквозь туман. Лишь слабые лучи просачивались на остров, от их света все вокруг казалось плоским, выцветшим и бесплотным. И море, и скалы, и мусор, выброшенный на берег, сделались серого, будто переваренное мясо, цвета.
Уже через сотню ярдов что-то во всем этом пейзаже начало меня угнетать, и я повернула назад. Крохотные шуршащие волны наползали на берег и с усталым плеском разбивались о камни. Никаких величественных валов, лишь ритмичный хлюп, хлюп, хлюп обессилевшего прилива.
Я это место уже ненавидела.