«Книги о семье» написаны в соответствии со вкусами своего времени, поэтому современному читателю они могут иногда показаться монотонными, изобилующими избыточными фразами и словесными украшениями. Кроме того, читатель может ожидать найти здесь выражение буржуазного духа, воспевание бюргерских добродетелей, скромности, умеренности, рачительного хозяйствования, о чем писали еще М. Вебер и В. Зомбарт, а позднее марксистские историки[184]
. Действительно, речь Джанноццо о бережливости в третьей книге диалогов, «О хозяйстве», хотя в значительной мере является подражанием Ксенофонту, представляется местами довольно занудным мещанским нравоучением, особенно, когда он с порядочным самодовольством терзает свою молодую жену патриархальными наставлениями и издевается, даже доводя до слез, над ее неумелостью, неопытностью и естественным желанием покрасоваться.Однако рассуждения Джанноццо, с энтузиазмом воспринимаемые его молодыми собеседниками, являются лишь одной из точек зрения, высказываемых в диалоге, – она отражает роль опыта, мудрости, накапливаемой с годами[185]
. Общее, что роднит эти речи с другими, – это идеал подражания природе[186], естественности[187], отказа от всего лишнего. Что до «буржуазности», то хотя Джанноццо действительно высоко ставит занятие торговлей, основное для рода Альберти, признает важность богатства и денег, но все же на первом месте для него (как и для гуманистически образованного Лионардо) – владение землей, он предпочитает изготавливать и выращивать все необходимые продукты в своем имении, и гордится тем, что множество членов его семьи носили рыцарское звание.В целом, основной пафос диалогов составляет общее для гуманистов стремление показать необходимость и возможность следования природе во всем ее разнообразии и изменчивости[188]
, и на этом пути достичь гармонии с самим собой и с окружающими. «Книги о семье» Альберти – это «украшенное» рассуждение, которое не сводится к обоснованию одной или двух идей, и идя к своей цели – полезному и приятному наставлению, причудливо блуждает, обогащаясь на пути всякой всячиной, что отчасти роднит его, кстати говоря, и со средневековым энциклопедическим трактатом, и с позднейшим художественно-публицистическим эссе. Тем не менее за ним стоит определенный идеал – идеал человека Возрождения, живущего в согласии с природой и самим собой, доблестно добродетельного, разнообразного в своих проявлениях и профессиях, похвального во всех достойных занятиях, в том числе и в торговле, и в военном деле, и даже иногда в политике. Однако наиболее достойным и похвальным является, по крайней мере для автора диалогов, занятие, ведущее к истине, призвание ученого (letterato), которое может быть сопряжено с известным самопожертвованием и отказом от некоторых мирских благ, но одновременно сулит непреходящую славу самому человеку и всему его роду.Судя по биографии Альберти, приписываемой ему самому, «Книги о семье» были предназначены прежде всего для членов рода Альберти и для того, чтобы облегчить понимание, были написаны на народном языке, volgare, на котором говорили во Флоренции. Баттисте пришлось потратить немало сил на его освоение, так как вырос он за пределами родного города. (Однако в диалоге много латинизмов, особенно в последней книге; в переводе мы пометили некоторые из них. В одном из писем – б июня 1443 г. к Альберти его друзья Леонардо Дати и Томмазо Чеффи, готовившие экземпляр рукописи для отправки «в Сицилию», отмечают этот недостаток стиля автора, а также отсутствие в тексте многих ссылок на источники, из которых он черпает свои примеры[189]
. Вероятно, Альберти пополнял текст в ходе доработки, во всяком случае в современных текстах, публикуемых по сохранившимся рукописям, остались некоторые нестыковки и лакуны).