Книги о семье

2) это расследование, а также вытекающие из него анализы и выводы, претендуют на ясность, прозрачность и объективность («когда я, отрешившись от какой бы то ни было пристрастности и отставив в сторону все порывы души, думаю об этом[…]»[259]);

3) наконец, обращаясь непосредственно к молодым членам своей семьи и заявляя о своем желании быть полезным прежде всего для многочисленных будущих поколений, которые займут место нынешних[260], Альберти приступает к педагогическим сюжетам, на которых основаны диалоги следующих далее четырех книг.

Если последний из этих трех аспектов связан самым прямым образом со структурой ragionare domestico е familiare, то другие два представляют для нас еще больший интерес. Дело в том, что они сразу позволяют нам уяснить различие между этим сочинением и любой книгой ricordanze, то есть семейных записок; они показывают нам расстояние, отделяющее формальный стиль безыскусной и часто примитивной, бледной регистрации домашних событий и фактов многочисленных авторов «семейных хроник» эпохи от философского подхода Альберти, целью которого является прежде всего понимание и исследование, поиск знания. Эпистемологическая перспектива, в которой увидели свет книги «О семье», прослеживается столь же четко, а использование жанра диалога если и не объяснено формально, то по крайней мере выглядит необходимостью.

Однако, хотя мы не станем подробно задерживаться на этом аспекте, небесполезно будет рассмотреть план диалога, то есть его внутреннее построение, распределение материала по четырем книгам, и главное, порядок рассуждения и последовательность аргументации у отдельных собеседников. Как мы уже отмечали, в распределении материала главенствует стремление или необходимость подлинно диалогического построения, в котором один и тот же предмет по очереди обсуждается различными собеседниками или группами собеседников, причем речь идет, соответственно, о взаимных обязанностях отцов и детей (книга I), о браке и об отношениях мужа и жены (книга II: De re uxoria), о masserizia (бережливости) и о руководстве со стороны отца семейства (книга III: Economicus), а также о социальном положении и связях членов семьи (книга IV: De amicitia). Не говоря уже об из ряда вон выходящих случаях, например, о том, что взаимоотношения супругов более подробно анализируются в книге III о хозяйстве, где они занимают четверть объема, чем в книге II de re uxoria, мы сталкиваемся с постоянным переходом тем и идей из одной книги в другую, и даже с одной страницы на другую.

Книга I

В начале первой книги автор-рассказчик в нескольких строках набрасывает тему беседы и антураж: в отличие от цицероновского диалога De oratore, incipit которого взят за образец в первых строках Пролога[261], действие разворачивается в вдвойне драматических обстоятельствах, обусловленных многолетним изгнанием представителей рода Альберти и, прежде всего, «последним недугом»[262] Лоренцо, который вскоре свел его в могилу и одновременно стал поводом для встречи разных персонажей. Мы оказываемся у изголовья постели Лоренцо в его комнате; рядом с двумя его сыновьями, Баттистой и Карло находятся только Адовардо и Лионардо Альберти, «весьма сострадательные и скромные люди»[263], которые в дальнейшем становятся основными собеседниками в диалоге. Лоренцо обращается к ним обоим, но для ответа ему берет слово только Адовардо, «который был старше, чем Лионардо»[264]; согласно установившейся традиции, восходящей по крайней мере к Цицерону[265], он выступает от имени обоих. Довольствуясь, таким образом, на протяжении этого первого акта ролью свидетеля, Лионардо разделяет ее со своими младшими троюродными братьями, Баттистой и Карло. Второй из них так и останется немым наблюдателем, произносящим только несколько слов в конце книги II[266], в то время как первый выступает в ней в качестве полноправного собеседника.