Книги о семье

Как часто рассказывал нам наш отец Лоренцо Альберти, мессер Антонио Альберти, твой дядя, Франческо, человек высокообразованный, нередко обсуждал со своими учеными друзьями, гуляя по вашему прекрасному саду, какая потеря была для нас более горькой: нашей огромной античной империи или нашего древнего и благородного латинского языка. У нашего отца не вызывало сомнений, что утрата нашими италийскими народами почитания и подчинения со стороны всех прочих языцев, вполне заслуженного нами за наши доблестные качества, является куда меньшим несчастьем, чем положение, в котором мы оказались, лишившись этого совершеннейшего языка, украшенного сочинениями стольких замечательных писателей, учивших искусству жить достойно и в блаженстве. Конечно, наша древняя империя обладала необыкновенным величием и достоинством, верша правосудие и справедливость, но ее государей, пожалуй, в такой же мере украшали познания в латинском языке и литературе, которые обеспечивали им не меньшее уважение, чем любые другие выдающиеся качества, дарованные фортуной. И может быть, не стоит особенно удивляться тому, что народы, изначально проникнутые жаждой свободы, сбросили иго и упрямо отринули наши законы и нашу мудрость. Но чем же, как не нашим невезением объяснить утрату того, чего никто у нас не отнимал и не похищал? Мне кажется, что блеск нашей империи угас только тогда, когда почти полностью потух свет латинской словесности и забылся латинский язык. Удивительно, между тем, каким образом могла быть искажена и утрачена вещь, которая находится в постоянном употреблении и которой в те времена, несомненно, пользовались все. Это, наверное, можно считать нашим тяжелейшим бедствием. На Италию многократно нападали и захватывали ее разные народы: галлы, готы, вандалы, лангобарды и прочие подобные им варварские и грубые племена. Так что по необходимости или по доброй воле местные жители, отчасти для того, чтобы легче объясняться, отчасти чтобы угодить своими речами новым господам, выучивали тот или иной иностранный язык. А чужеземные пришельцы точно так же приучались к нашему языку, как я полагаю, искажая его звучание и внося множество варваризмов. Из-за такого смешения наш прежний изысканный и усовершенствованный язык изо дня в день становился все грубее и невразумительнее.

Притом я не разделяю мнения тех, кто, поражаясь такой великой утрате, утверждает, что еще в те времена и ранее в Италии постоянно использовался тот же общедоступный язык, который используется сегодня. Кроме того, они не могут поверить, что в древности женщины разбирались во всех тонкостях и сложностях латинского языка, которые с трудом доступны сегодня лучшим ученым. Отсюда эти люди заключают, что язык, на котором писали ученые, был своего рода искусственной и школьной выдумкой, и большинство с трудом его понимало. Если бы здесь было место для дискуссии, я спросил бы у них, кто же из древних мог писать жене, детям, слугам не скажу, что об ученых предметах и науках, но о простых и семейных делах на другом языке, кроме как на латинском. И я спросил бы, кто использовал в публичных или частных беседах иной язык вместо этого общедоступного, ведь на нем записывали все, что хотели сообщить гражданам или друзьям. Я спросил бы еще, кому было бы труднее: чужеземцам правильно и свободно говорить на нашем языке, которым мы пользуемся сегодня, или нам – на том языке, на котором говорили древние. Разве мы не видим, как сложно нашим слугам так строить фразы, чтобы было понятно, всего лишь потому, что они не умеют и не приучаются склонять падежи и времена, правильно их согласовывая, как того требует и наш сегодняшний язык? А сколько в ту эпоху было женщин, прекрасно говоривших на латыни, причем их речь считалась даже более правильной, чем у мужчин, поскольку она меньше повергалась влиянию иностранцев! Сколько ораторов было, не имевших никакой ученой подготовки и даже неграмотных! С какой стати древние писатели прилагали бы столько усилий, чтобы быть полезными своим согражданам, если они писали на языке, понятном немногим? Но на этом, пожалуй, здесь не стоит останавливаться, возможно, мы обсудим это подробнее в другом месте. Впрочем, как я полагаю, никто из ученых не станет оспаривать мое мнение, что все древние писатели выражались таким образом, чтобы все соотечественники могли их понимать.