Труд Ливия, на который тот потратил около сорока лет, стал одной из самых популярных книг Античности и принес своему автору огромную славу. Известность Ливия была столь велика, что, по словам Плиния Младшего, некий испанец «был так поражен славой Тита Ливия, что с края света приехал посмотреть на него и, поглядев, сразу же уехал обратно»[370]
. Ливий, возможно, даже спас молодому Плинию жизнь, ибо, углубившись в чтение «Истории Рима от основания города», он не отправился вместе с дядей, Плинием Старшим, взглянуть поближе на странное облако над Везувием. В числе немногих критиков Ливия был Калигула, безумный римский император, правивший с 37 по 41 год н. э. Светоний сообщает, что Калигула бранил Ливия «как историка многословного и недостоверного» и повелел изъять его труды из всех библиотек. Ливий оказался в хорошей компании: Калигула бранил Вергилия «за отсутствие таланта» и выражал желание уничтожить поэмы Гомера[371].Хотя сочинения Ливия и пережили Калигулу, они попали в число тех античных трудов, об утрате которых скорбел Никколо Никколи. Его история Рима состояла из ста сорока двух книг примерно по пятнадцать тысяч слов, таким образом целиком должна была насчитывать примерно два миллиона слов и больше чем в два с половиной раза превосходить по объему Библию. Неудивительно, что Марциал написал о нем: «В кожаных малых листках теснится Ливий огромный, он, кто в читальне моей весь поместиться не мог»[372]
. Такой исполинский размер делал «Историю Рима» уязвимой: лишь 35 из 142 книг сохранились в более или менее полной форме (книги с первой по десятую и с двадцать первой по сорок пятую). Но даже в таком виде (четверть изначального объема) «История Рима от основания города» остается самым большим из уцелевших латинских сочинений.Одна из очевидных проблем состояла в том, что «История Рима» была слишком велика для одного свитка и даже, после перехода от папируса к пергаменту в четвертом-пятом веках, для одного кодекса (на который потребовалось бы примерно пять тысяч страниц). Писцы поступали с этим исполинским текстом так же, как с другими длинными сочинениями, например Гомера или Аристотеля: делили его на пять или десять книг, которые назывались соответственно «пентады» или «декады». «История» еще существовала во всей полноте около 400 года, когда знатный римлянин Симмах пообещал другу подарить ему собрание Ливия. Эта копия (вероятнее всего, на папирусных свитках) не сохранилась, однако почти все, если не все 142 книги Ливия были перенесены на пергамент в следующие века, когда с Симмаховых свитков снимали многочисленные копии.
Так начался опасный путь Ливия через столетия. С манускриптов снимали копии, генеалогическое древо Ливия ветвилось, а время и случай безжалостно обрезали его ветви. Манускрипты гибли, пергамент пускали на другие нужды. Папа Григорий Великий, вопреки легенде, скорее всего, не жег труды Ливия в рамках кампании по борьбе с языческими авторами, и тем не менее через тысячелетие после перехода от папируса к пергаменту 75 процентов «Истории» Ливия были безвозвратно утрачены.
Цены на ее копии были невероятно высоки, не в последнюю очередь из-за того, что требовали очень много труда и материалов. Антонио Беккаделли, чтобы приобрести такую копию, вынужден был продать виллу, а Поджо купил виллу под Флоренцией на плату за копирование манускрипта – 120 флоринов[373]
. Король Альфонс, по легенде, чуть не заплатил за свою копию жизнью. В 1436-м Козимо Медичи прислал ему «Историю Рима» в дар. Поскольку Флоренция была тогда в союзе с Венецией и Миланом, не поддерживающими притязания Альфонса на неаполитанский трон, врачи предупредили короля, что кодекс может быть отравлен. Однако Альфонс так жаждал древнего знания, что готов был рискнуть жизнью; он прочел манускрипт и даже оставил пометки на полях – без всякого вреда для здоровья[374].К подписанию Лодийского мира Альфонс уже разыскивал новый манускрипт Ливия, – очевидно, подаренный Козимо его не устраивал. И впрямь, среди его пометок на полях есть замечание, что в Четвертой декаде отсутствует Книга тридцать восьмая, а также другие разделы. Желая получить более полное издание, он в 1444 году поручил придворному ученому Бартоломео Фацио выправить «отравленный» манускрипт. Однако через десять лет, когда другие ученые раскритиковали кропотливую работу Фацио, Альфонс обратился к Веспасиано и заказал совершенно новые манускрипты – которым предстояло войти в число красивейших его творений.