Книжная дама из Беспокойного ручья

– Кюсси Мэри. – Он дважды сжал мою руку и слегка коснулся плеча. Выпрямившись, я села на землю и стала осматриваться. Все было как во сне. – Вы, часом, не заболели? – Я моргнула несколько раз и взглянула в его широко открытые темные глаза. – Поговорите со мной. Вы не ушиблись?

– Все… в порядке. Это лекарство. – Пришлось растереть щеки, чтобы избавиться от головокружения.

– Лекарство?

Я встала на колени и сделала несколько вздохов. Джексон помог подняться на ноги. Юния тихо заржала, уставившись на нас.

– Док… придумал, как вылечить меня. – Я укладывала волосы и отряхивала запылившиеся юбки. Было ужасно стыдно за произошедшее.

– Ценой обмороков?

– Нет, обычно случаются приступы тошноты и головные боли. Это первый раз… А к концу дня «чары» спадают, и кожа снова синеет.

– Вот как? Так это временно?

– Да, – ответила я с грустью и посмотрела ему в глаза, ожидая найти в них отголоски разочарования. Хотелось навсегда остаться для него белой, но сомнения лишь усиливались. – Это… временный эффект.

– Вы могли свернуть шею. – Джексон покачал головой, задумавшись. – Порой лекарства хуже болезни, которую они призваны вылечить. Вам обязательно их принимать?

– Ну… – тут вмешалась икота. – Док сказал, что я могу остановиться в любой момент, если реакция организма выйдет из-под контроля.

Чувство стыда медленно окутывало уши, постепенно подбираясь к лицу. Я сделала это из корыстных целей. А гордыня – один из смертных грехов Всевышнего. Теперь Джексон считает меня самовлюбленной дурочкой.

– Нет ничего плохого в синем цвете, – уверял он. – И во всем том, что дарует нам Господь в этом мире. – Конечно, он не мог знать о той непосильной ноше, которую несла я, будучи «васильком»: о травле, ненависти и последствиях несчастного брака. Как отец посмел назвать меня самодовольной? Теперь и Джексон туда же. – Ничего плохого…

Я отступила, махнув дрожащей рукой.

– Нет, Джексон Лаветт, вы не правы. Нет ничего плохого для вашего цвета кожи и в вашем мире, который принимает только белых людей.

Он вздрогнул. Глаза наполнились болью, грустью и, возможно, даже сожалением, но что именно таилось в них, не было времени выяснять, да и не хотелось. Сунув ногу в стремя, я взялась за поводья и села в седло. И спустя мгновение мы умчались вдаль.

– Боже мой, что со мной стало? В кого превратилась? Настоящее ничтожество. Маме было бы стыдно за меня, – причитала я, прижавшись лицом к шкуре мула, чтобы хоть как-то скрыть свой стыд.

Мысли о родителях, тяжелой участи моего народа и божьей «благодати» только подливали масла в огонь.

Глава 31

Второй жаркий июльский день отнимал все силы, заставляя делать больше привалов по дороге на вершину Крученой горы. Каждый раз все сильнее ощущалась слабость и болезненное состояние. Уже девять дней я принимала таблетки Дока, но самочувствие не улучшалось. Меня все так же мучала жажда, особенно по утрам. Казалось, будто лекарство только отнимало здоровье. Причем с такой стремительной силой, что я решила оставлять книги на крыльце и никак не контактировать с читателями. Сегодня хотелось оставить хоть немного еды в желудке, но она упрямо подступала к горлу, просясь наружу.

Юния обеспокоенно смотрела на меня большими глазами и даже ткнула носом в спину во время очередной вынужденной остановки. В висках стучало, кожа, будто горела. Даже заболело горло, уставшее выплевывать непереваренную пищу. В таком состоянии я добралась до пожарной башни Роди.

При виде меня он, перегнувшись через перила, замахал рукой и исчез внутри.

Я привязала Юнию и, покопавшись во вьюке, достала журнал и брошюру в честь празднования Дня независимости. В Центре лежала целая пачка этих буклетов. Их принесли продавцы из магазина Компании. Только бы сегодня было чисто на горизонте. В глубине души мне, с одной стороны, не хотелось взбираться наверх по крутой лестнице, но с другой – преобладало неутолимое желание угодить каждому читателю и оставлять книги там, где он пожелает.

Прождав несколько минут внизу, я так и не услышала ни звука шагов, ни его голоса. Пришлось самой преодолевать металлическое препятствие под собственное ворчание и уязвленное чувство гордости. Сверху открылась дверца люка и вниз упала лестница. Тяжело дыша, я схватилась за перила и сделала перерыв. Даже прикрыла рукой рот, чтобы не закричать.

Увидев меня, Роди тут же ринулся ко мне, оставив позади девушку, идущую за ним по пятам.

– Книжная дама. Мисс Василек. Что случилось? – вскрикнул он, спрыгнув со ступенек на платформу со старой книжкой в руках. Загремевший пол вибрировал под подкосившимися ногами, больно отдавая в голову.

Судя по внешнему виду, с ним случилось что-то серьезное. Лицо все в синяках, по цвету похожих на содержимое моего ночного горшка, который я выливаю каждое утро, приняв очередную порцию метилена.

– Вот, присядьте. – Он указал на ступеньку. – Вы такая белая, как туман после сильного ливня.