– Он. – Отец ткнул острым подбородком в сторону ручья. Он надел каску, взял коробку для ланча и, пожелав спокойной ночи, спустился по ступенькам вниз.
Юния кричала, предупреждая о возможной опасности.
Я наклонилась и, вжавшись в перила, стала прислушиваться к нарастающей песни жениха. Схватила со стола свечу и выбросила во двор. Блюдце яростно закружилось в воздухе и разбилось о камень. Свеча полетела в другую сторону – сигнал, что кавалеру пора уходить. Скажу отцу, что жених тут же сбежал, приблизившись к дому.
Я вернулась на место и запела веселую песенку, наблюдая за тем, как руки покрываются синем цветом.
Глава 44
Приятен, как зимний свет свечи, изливающийся на любимую потертую книгу, и смел как лев. Таинственным незнакомцем оказался Джексон Лаветт. Он поднял из грязи свечу для свиданий, подошел к крыльцу и убрал ее в карман.
– Кюсси Мэри. Это пригодится для дочери и будущих женихов.
– Вы? – Я вскочила с места.
Из-за спины он вытащил букет симпатичных голубых цветов.
– Вы с Хани примите меня? – Спросил он многообещающе. В глазах таилась надежда, а на лице – намек на упрямство.
– Мы с малышкой ни в чем не нуждаемся.
Он взял меня за руку. Я отдернула ее и от испуга отвернулась, скрестив уродливые синие руки под мышками. Подступившие чувства пугали своей силой.
Из сарая доносилось ржание Юнии, уносившееся во тьму наступающей ночи. Конь Джексона рванул назад. Лягушки и другие твари запели ночную песню, притягивая к себе освежающую темноту. Все это только сильнее раздражало.
Лаветт положил полевые цветы на деревянные перила и, повернувшись, нежно взял меня за руки.
– Не стоило сюда приходить. – Я снова расцепила «замок» и собралась уходить в дом, взявшись за дверную ручку. – Не люблю поступки из жалости. У меня хорошая должность, книг в избытке. У нас будет достойная жизнь.
– Кюсси Мэри. – Он приблизился и коснулся пальцем подбородка, пытаясь отыскать мой взгляд. – УОР делает исключения для замужних женщин. Я позабочусь о том, чтобы вы получили соответствующее разрешение. Вы – лучик надежды для нашего края. Для
Представляю надутые лица Харриетт и Юлы, их покрасневшие щеки и скупую зависть.
– Кюсси, я ходил к отцу и просил у него вашей руки. Все как подобает молодым людям.
С широко раскрытыми глазами я повернулась к нему.
–
– Конечно. Первый раз – после вашего появления у меня во дворе, второй раз – после встречи в Библиотечном центре. Третий был после съеденных мулом цветов. – Он откашлялся. – А за ним четвертый и пятый. Ваш отец отказал мне
– Шесть?
– А мог бы быть и седьмой. Если бы не разобрался с беспардонными дамочками из Центра, нагло скрывающими документы. И не рассказал бы обо всем Элайдже.
– Зачем вам нужен Василек?
– Я сказал отцу, что люблю вас, и говорю сейчас. О моей любви будет знать каждая гора, каждый листик в Кентукки. Я люблю тебя, Кюсси Мэри. И буду любить наших детей, синих или белых. Это не имеет значения.
Тьма и отчаяние всегда существовали в моем темном скудном мирке. Но его слова звучали как красивая молитва, поэтому мне захотелось упасть в его объятия и избавиться от страданий. Но спустя столько лет горький опыт общения с людьми советовал повременить.
– Я поклялся отцу любить и защищать вас с малышкой. И от своих слов не отказываюсь.
Безопасность ребенка – вот чего жаждала каждая мама в наших диких, суровых землях. Однако у меня, помимо этого, был свой маршрут и книги, которые тоже нужно оберегать. Ведь эти сокровища давали мне силу, которой не было равных.
– Я даю вам слово и ставлю на алтарь свою безграничную любовь.
Рука коснулась лопнувшей доски. В этой хижине я родилась. Тут меня воспитывали родители, одного из которых уже не было в живых, а второй уже был одной ногой в могиле.
– Нет, Джексон, я не могу оставить отца умирать в полном одиночестве.
– На горе найдется место и для Элайджи, для всех нас.
Он нежно провел большим пальцем по моей щеке.
Бедность, стыд, презрение и подавленность постепенно испарялись, и на горизонте замелькала свобода и надежда, приняв обличие чудесного и в то же время странного чувства, именуемого любовью.
– Я люблю