Натали еще не перебирала шкатулку с украшениями. Ее содержимое хотя и не представляло ценности, но вызывало самые разные воспоминания. На протяжении долгих лет поклонники матери дарили ей множество безделушек. Она даже помнила парня, который подарил ей серьги-кольца. Некий Лэнгдон, поэт с бородкой и запахом французских сигарет. Мама познакомилась с ним, когда его издатель устроил в книжном магазине поэтические чтения. Натали тогда училась в средней школе и помогала на кассе во время мероприятия. Она решила, что ей повезло, когда появилась группа студентов с подготовительных курсов Гринхилл. Натали как раз только начинала интересоваться мальчиками, которые больше не казались инопланетянами. В те времена она каждое воскресенье изучала газету Pink Pages, и мечтала пойти на концерт с мальчиком. Возможно, даже впервые поцеловаться в «Слимс» под музыку Counting Crows.
Ее заинтриговали гладко стриженные парни из Гринхилла и девушки со светлыми хвостиками. Она даже привлекла внимание одного из ребят, парня с великолепными зубами и искоркой в глазах. Он сел на один из металлических складных стульев и похлопал по пустому сиденью рядом с собой.
Она буквально подплыла и села рядом с парнем.
– Меня зовут Натали, – сказала она. – Я здесь работаю.
– Прескотт, представился парень. Но она так и не поняла, фамилия это или имя. Имена богатых ребят часто звучали, как фамилии.
– Ты любишь поэзию? – спросила она.
– Не. Наш учитель английского сказал, что мы получим дополнительные баллы, если придем.
Мама Натали представила поэта, предположительно, одного из самых одаренных протеже Лоуренса Ферлингетти, гордость всей области залива. Он, без сомнения, подражал Ферлингетти со своей бородой и шляпой-котелком.
Парень по имени Прескотт делал пометки в тематической книге с мраморной обложкой. Между страницами торчала брошюра из школы вождения мистера Ли – места, где все учились водить. Все, кроме Натали. Хотя учиться водить было еще рано, мама уже предупреждала, что в этом нет смысла. Во-первых, у них не было машины, а во‑вторых, ездить по городу было все равно невозможно.
Прескотт заметил ее взгляд и поднял вверх большой палец рядом с брошюрой. Затем написал на полях страницы «
Натали чуть не потеряла сознание, но схватила его карандаш и написала на странице свои имя и номер.
Автор стал читать. Стихотворение оказалось не самым лучшим. Набор образов из поездов и тоннелей. Затем она услышала намеки про шлифовальные шестеренки, толкающие поршни, и про женщину, которая обводит влажный рот помадой… все это происходило под хихиканье и пихание локтями. Большинство последующих стихотворений были наполнены такими же слишком очевидными намеками. Щеки и уши Натали горели, она вжалась в свой стул, чувствуя себя попавшей в водоворот громкого, хриплого голоса поэта и шепота изумления учащихся старшей школы. Когда мужчина прочитал отрывок про то, как он пошел в зоопарк и увидел гориллу, поедающую сырой хот-дог, она почувствовала глубочайшее разочарование.
Во время паузы в презентации, когда серьезные взрослые, сидящие впереди, начали дискуссию, Прескотт спросил у нее, в какой школе она учится.
– В Святой Даймпне, – прошептала она. Школа не была так престижна, как Гринхилл. – Может быть, в старшей школе я пойду в Гринхилл, – добавила девочка. Ну конечно, если бы Натали попросилась в Гринхилл, мама бы ответила, что они не могут себе это позволить. Это был любимый мамин ответ.
– Ты не в старшей школе? – спросил Прескотт. Он посмотрел на написанный карандашом номер в своем блокноте. – Тогда, может быть, я позвоню тебе через пару лет.
Натали захотелось провалиться сквозь землю. А когда этого не случилось, она проскользнула в кладовую и поднялась в квартиру по задней лестнице. Дедуля и Мэй смотрели сериал «Северная Сторона»[12]
. Когда позже поднялась мама, Натали набросилась на нее.– Этот парень был очень странным, мама. Стихи про взбивание и сжигание… боже.
Мама рассмеялась своим громким, взрывным смехом, который все так любили. Вместо того, чтобы скинуть туфли и рабочую одежду, она взяла со шкафа вишнево-красное пальто.
– Это мои любимые стихи. Он не странный. Мне кажется, он хороший.
Натали узнала тон матери. Обычно она начинала так трепетать, когда у нее появлялся новый парень.
– Что? Ты уходишь с ним?
– Конечно. – Мама наклонилась к зеркалу в коридоре и взбила волосы. – Как только накрашу губы. – Она подмигнула, достала помаду и обвела губы красным цветом.
–
– Не волнуйся. Это ненадолго.
– Закройте глаза и замрите, – вернула ее на землю Шелли, приподняв лицо Натали к свету. – Я слегка подведу вам глаза, просто для четкости.
Натали закрыла глаза. Как мама и предсказывала, поэт не задержался надолго, зато остались серьги. Когда Шелли закончила, Натали не могла не улыбнуться своему отражению в зеркале.
– Вау, ты молодец, – похвалила она.
– Я лишь подчеркнула твою красоту, – ответила Шелли. – Пойдем вниз. Вас, наверное, заждались.