Читаем Книжный на левом берегу Сены полностью

— Я благодарен вам за ваш гнев, мисс Бич.

— Так вы же должны возмущаться не меньше моего!

— Но зачем? Если вы и так великолепно возмущаетесь за меня?

Сильвия рассмеялась, позабавленная и одновременно разочарованная.

— Что же нам с вами делать, мистер Джойс?

— У меня есть вопрос получше: что нам с вами делать с моей книжкой?

Слова сорвались с губ Сильвии раньше, чем сама идея до конца сложилась у нее в голове:

— Предоставьте это мне. Позвольте «Шекспиру и компании» опубликовать «Улисса».

Словно каждый разговор, каждая книга, прочитанная ею, выставленная на полках и выданная ее библиотекой, каждая страница Уитмена и каждый рисунок Блейка, что в рамках красовались на стенах ее лавки, каждый ее разговор с Адриенной о выпускаемых ею «Записках», каждое слово поддержки от ее родителей — все предопределяло судьбу, подталкивало шедевр Джеймса Джойса в этом самом направлении. В Париж. К ее порогу. В его личную Итаку.

Он вознаградил ее улыбкой безраздельной радости.

— Что за чудесная идея.

— Дайте мне время кое-что подсчитать и определиться по срокам, — сказала Сильвия, изо всех сил стараясь выглядеть спокойной и деловитой, хотя на деле она чувствовала себя школьницей, которой хотелось выскочить из тесной лавки и вприпрыжку побежать по улице. Я, Сильвия Бич, буду издавать Джеймса Джойса! — А детали мы можем обсудить завтра.

И они обменялись рукопожатием под благословляющим взором Уолта Уитмена.

— Я счастлив как никогда, мисс Бич.

Такого волнения Сильвия не испытывала с осени 1919 года, когда готовилась к открытию книжной лавки и понимала, что, вероятно, сблизится с Адриенной. В каждой клеточке ее тела бурлила радость, и не в силах совладать с ней, Сильвия, приплясывая, кружилась по лавке, затем достала чистую записную книжку, пока в другой ее руке дымилась неизменная сигарета. «Шекспир и компания» исправит великую несправедливость, опубликовав великое произведение, которое должно стать востребованной, а никак не запрещенной книгой. О, как права была Адриенна — нужный случай непременно подвернется и поможет хоть что-то в мире изменить к лучшему. И вот он, этот случай, пожалуйста.

А кроме того, и Сильвия не стыдилась в том себе признаться, ее затея пойдет на пользу лавке. Все узнают о «Шекспире и компании», когда она издаст «Улисса». Этим она докажет всем, что ее магазин — заведение успешное, и, возможно, его слава переживет ее саму.

Уже совсем стемнело, когда она подняла глаза от страниц, исписанных чернильными рядами уравнений с вычислениями потенциальных доходов, процентов и издержек и рожденными в ходе мозгового штурма идеями, как продвигать роман даже там, где он запрещен. В особенности там. Невыразимое ликование вызывала у нее возможность поднести кукиш под нос самому Джону Самнеру, равно как и всему мракобесию, которое он олицетворял. Влажные тротуары весело переливались в свете газовых рожков. Шел дождик. Но Сильвия этого даже не замечала. Подняв повыше воротник, она спешила домой, радуясь, что не опаздывает к ужину. Она вспомнила, что по пути есть винный магазинчик, и завернула туда купить fillette de champagne[88].

Дома Адриенна включила радио, и по кухне сквозь легкие потрескивания разносились звуки «Старомодного сада» Коула Портера. Сильвия втянула носом ароматы тимьяна, морковки и тушеной говядины и подумала, что прямо здесь на месте умрет от счастья.

— Дорогая, — сказала она, вручая Адриенне холодную demi-bouteille, — «Шекспир и компания» собирается изменить мир. И ты снова источник моих вдохновений — я хочу знать, как ты издаешь свои «Записки».

Адриенна улыбнулась, с готовностью принимая шампанское из рук Сильвии.

— Теперь рассказывай по порядку.

Пока Адриенна разливала по бокалам золотистое пенящееся вино, Сильвия успела рассказать, как ее обозлил вердикт суда, и коротко объяснила, что подвигло ее предложить Джойсу издать его роман.

— Я должна была это сделать, — почти беззвучно выдохнула она, — как могла я поступить иначе? Подняв бокал, Сильвия предложила: — За «Улисса»?

Глаза Адриенны сияли удивлением, и гордостью, и волнением. Она чокнула свой бокал о бокал Сильвии, и нежный звон поднялся над звуками радио и готовящейся пищи.

— За тебя, моя милая Сильвия.

Они сделали по глотку. Никогда еще шампанское не казалось Сильвии таким восхитительным на вкус.

За обедом Адриенна объясняла, как она ведет издательскую сторону дела, начиная с печати, которой занимался в Дижоне типограф Морис Дарантьер, и затем пройдясь по остальным стадиям: рассказала, как определять тираж, рассчитывать прибыль, собирать базу подписчиков из заинтересованных покупателей и, наконец, как распределять выручку. Сильвия с воодушевлением делала заметки и осыпала Адриенну вопросами. К тому времени, как часы возвестили о начале новых суток, блокнот Сильвии уже был полон испещренных записями страниц, а ее занемевшие пальцы — испятнаны чернилами. Самый прекрасный беспорядок из всех, что она когда-либо устраивала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза