Читаем Книжный на левом берегу Сены полностью

Положение не облегчало и то, какую важную роль играли в тексте знаки препинания, подзаголовки, разбивка на абзацы и прочее. Между тем, чтобы читатель по достоинству оценил такое произведение, как «Улисс», каждая буковка, каждая запятая и точка с запятой должны были стоять на строго отведенном им автором месте.

— Что за насмешка судьбы, — пожаловалась Адриенне Сильвия одним утром, глядя на подругу воспаленными глазами, пока под неизменную сигарету потягивала крепкий кофе. — То, что больше всего пленяло меня в этой книге, теперь доводит буквально до бешенства.

Адриенна только рассмеялась.

— Ты сильная, ты и не с таким справишься, ch'erie. — Пододвигая ей тарелку с намазанными домашним джемом тостами, Адриенна добавила: — На вот, подкрепи свои силы.

Бывало, что, когда часы били полночь и ее глаза уже с трудом различали буквы, а Адриенна мирно спала, Сильвию, все еще сидящую над рукописью, посещало сомнение, не продешевила ли она в том, что в конечном итоге ей отходила треть прибыли. Но она тут же гнала крохоборство прочь из своих мыслей. Совсем не прибыль была ее главным стимулом; ей требовалось всего лишь покрыть свои издержки, тем более что все заработанные деньги вернутся прямехонько в «Шекспира и компанию». Она нисколько не стремилась обогатиться, о чем ей напомнило очень своевременное письмо от отца:

Родовспоможение — столь же неотъемлемая часть Божьего замысла, как и сотворение, ибо ничто в мире не могло бы процветать, не будь на свете отважных бескорыстных душ, помогающих новой жизни приходить в мир. Так держать, моя возлюбленная дочь. Мы с твоей матерью очень гордимся тобой.

В момент, когда она уже стояла на грани умопомешательства, в Париж на съемки нового фильма вернулась Киприан. «Боже, как ты вовремя!» — воскликнула Сильвия, крепко обнимая ее на пороге своей лавки. Как же приятно было видеть маленький кусочек родного дома посреди захватившего ее хаоса новой жизни; в сестре ей виделся вовремя брошенный утопающему спасательный круг.

Как только Киприан устроилась в отеле на Монпарнасе, они встретились в «Луп» и за салатом с ранним зеленым горошком Сильвия поделилась с ней своими трудностями.

— Я было взялась сама набело перепечатывать роман, чтобы свести воедино все части рукописи и передать ее печатникам, но у меня просто нет столько времени. Может, ты чем поможешь, дорогая сестричка?

Киприан, которая пребывала в отличном расположении духа и вся светилась от счастья, радостная, что вернулась в Париж, да еще и на съемки нового сногсшибательного фильма, сжала руки Сильвии.

— Да с превеликим удовольствием! Я, к твоему сведению, виртуоз печатной машинки. В Нью-Йорке мне одно время приходилось подрабатывать секретаршей, и, можешь мне поверить, нет почерка хуже, чем у счетовода во время паники на Уолл-стрит.

Сильвия взяла в ладони лицо Киприан и нежно поцеловала ее в лоб.

— Прямо гора с плеч. Спасибо тебе.

— Да, и вот что: тебе следовало бы взять себе в лавку помощника, не в обиду будет сказано. Ты же явно сбиваешься с ног, вон какая замотанная, прямо-таки смотреть больно. Ну-ка вспомни, когда ты в последний раз высыпалась? И когда в последний раз причесывалась, раз уж мы об этом заговорили? Я завтра же поведу тебя по магазинам, новое платье тебе совсем не помешает.

— Я не могу позволить себе нового наряда, Киприан. Особенно если найму помощника в лавку, о чем, признаться, и сама подумывала.

Еще бы — уже много недель как. В работе над изданием «Улисса» обнаружился побочный эффект: в сравнении с ней ежедневное управление лавкой стало казаться пресной рутиной. У Сильвии захватывало дух, когда она окуналась в водоворот нового проекта, ради которого требовалось столько новых знаний: она вдоль и поперек изучила печатный процесс, выяснила, как составлять письма с предложением подписки для книжных магазинов, коллекционеров, других писателей, как писать сообщения для газет, чтобы они держали читателей в курсе, как продвигается работа над книгой, и тем самым обеспечивали ей бесплатную информационную поддержку. Что, как с удивлением обнаружила Сильвия, они исправно делали!

Вскоре интерес к роману стали проявлять и местные репортеры, притом именно потому, что он был под запретом. Впрочем, решение Сильвии опубликовать «непристойное» произведение не меньше заинтриговало их тем, что оно должно было стать первым самостоятельным изданием «Шекспира и компании». Затея Сильвии даже привлекла интерес американской журналистки Джанет Фланнер, писавшей из Парижа статьи для журнала «Нью-йоркер».

— Даже жаль, что ты у нас такая птичка-невеличка, а то я бы поделилась с тобой нарядами из своего гардероба, — посетовала Киприан.

Сильвия улыбнулась.

— У меня еще остались твои алые лодочки, в которых я блеснула на торжественном открытии лавки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза