Книжный на левом берегу Сены

Сколько бы раз такое ни повторялось, все равно ей не надоедало: для Сильвии было лучшим комплиментом, когда молодой американец вроде этого обращался к ней, уже зная, кто она. Она почувствовала радостное волнение, предвкушая, что сейчас она услышит чудесную историю о том, как новичок узнал о ней и ее лавке.

Приветливо улыбаясь, она глубоко затянулась и, отложив сигарету, протянула руку для пожатия.

— Она самая. Рада познакомиться, мистер?..

— Хемингуэй, — охотно отозвался тот. — Эрнест Хемингуэй.

Имя ни о чем ей не говорило, но Сильвия все равно чувствовала, что юноша заглянул в лавку неспроста.

— Откуда вы прибыли, мистер Хемингуэй?

— Эрнест, прошу вас. Из Чикаго, вместе с женой Хэдли.

— В следующий раз обязательно приводите ее с собой. Да, зовите меня тоже просто Сильвией. Итак, расскажите, что привело вас в Париж и в «Шекспира и компанию»?

— Я уже год как слышу, что писателю не найти лучшего места для работы, чем Париж. Под лучшим я подразумеваю самое дешевое. И потому я убедил «Торонто Стар» взять меня в штат корреспондентом. Но я собираюсь и сам кое-что писать. Может быть, роман. А о вашей лавке мне рассказал Шервуд Андерсон. Если точнее, превозносил ее до небес, но, должен сказать, даже его дифирамбы не вполне отдают ей должное. — Он обвел помещение оценивающим взглядом и явно остался доволен увиденным. — Я и представить не мог, — восхищенно добавил он.

— Всего лишь книги да стулья, — сказала Сильвия, хотя восторги молодого человека ей польстили.

— Вы только посмотрите, рука самого Уолта Уитмена. — Молодой человек подошел к стене, где в рамках висели страницы поэта, и так близко разглядывал написанные карандашом строчки, что почти уткнулся носом в стекло. — Всему, что под эгидой «Шекспира» и Уитмена, сама судьба обещает величие, — сказал он, все еще разглядывая заключенные в рамку строки.

— Между тем многие не понимают, что связывает эти два имени, — заметила Сильвия.

Оторвав наконец взгляд от Уитмена, он повернулся к Сильвии.

— Только не я.

Сильвия чутьем угадала в этом Эрнесте Хемингуэе из Чикаго родственную душу. Она познакомила его с Бобом Макалмоном и еще одним недавно приехавшим в Париж американцем, композитором Джорджем Антейлом^[91], и молодые люди тут же подружились. А у самой Сильвии было такое чувство, словно недостающий кусочек мозаики наконец отыскался и встал на свое место.

Она оформила Эрнесту читательский абонемент, хотя у того даже не было при себе достаточно денег для залога.

— Доверяю вам на слово и знаю, вы непременно придете еще, — сказала ему Сильвия.

— Спасибо, — ответил Эрнест так пылко, точно получил от нее на Рождество новый велосипед.

— Да, а если вы еще не нашли себе постоянного жилья, не стану возражать, если вы будете использовать мою лавку как почтовый ящик для своей корреспонденции столько, сколько понадобится.

— Сильвию хлебом не корми, только дай показать французскую дулю американской почт… полиции, — сострил Боб.

Эрнест нахмурился.

— Да уж, — проворчал он, — самнеровскую почту никак не заподозришь в симпатиях к писателям, это точно.

— Вы слышали о мучениях нашего друга Джеймса Джойса?

— Разумеется. Я же газетчик.

— И вы тоже подались в бега из-за смутьянских сочинений?

— Едва ли, — нехотя ответил он, и в его недовольной гримасе Сильвии почудилось желание исправить досадное отсутствие гонений.

— Вы так молоды. У вас впереди еще масса времени, — успокоил его Боб, с миром отпуская очередную мишень для своего ехидства, что было большой редкостью.

— А скажите-ка, — спросил их новый друг Эрнест, явно желая сменить тему, — кто-нибудь из вас был на войне?

— Военно-воздушные силы, — ответил Боб, впрочем безо всякой гордости. — А присутствующий среди нас Джордж был тогда, к сожалению, слишком мал. Он околачивался в Нью-Йорке, подбивая клинья к тому самому редактору, которую осудили за публикацию эпизодов «Улисса».

— Маргарет Андерсон, между прочим, великая поклонница музыки, — благоговейно произнес Джордж, и Сильвия не в первый раз подивилась, что же такое было между этими двумя. Она слышала, что Маргарет живет в таком же счастливом союзе со своим соредактором Джейн Хип, как она сама с Адриенной, но поди знай, как оно принято в их кругу.

— К тому же, — продолжал Джордж с некоторым нажимом, — Маргарет была уже после войны. А во время я еще учился у Эрнеста Блоха.

— А я в Италии крутил баранку скорой помощи, — сообщил Эрнест, тактично не замечая напряжения, возникшего между двумя мужчинами.

— Жуткая, как я слышал, работенка, — тут же отозвался Боб.

— Которая определенно не уберегла меня от ранения. Минометный обстрел. — Эрнест указал на свою ногу.

— Давайте-ка посмотрим, — сказал Боб.

Сильвия хоть и навидалась боевых ранений, но разглядывать одно из них, пусть и затянувшееся, в своей лавке ей выдалось впервые. На ноге Эрнеста едва ли оставалось живое место: от колена и ниже ее покрывали сплошные розовые шрамы, а стежки заштопанных ран были рассыпаны по ступне, лодыжке и икре зловещим конфетти.

— Чудо еще, что вы не хромаете, — заметила Сильвия.

Он только пожал плечами.