Читаем Книжный на левом берегу Сены полностью

— Раны поверхностные. Кость не задели.

Звякнул дверной колокольчик, приветствуя появление в лавке Адриенны.

— Монье! — с великой теплотой воскликнул Боб. — Денек-то, как я погляжу, щедр на радости.

— Моя дорогая, — позвала Сильвия, помахав рукой, чтобы привлечь внимание Адриенны. — Знакомься, это Эрнест Хемингуэй, он только что прибыл в наш прекрасный город из Чикаго. Он нам показывал свои боевые шрамы. Эрнест, знакомьтесь, это Адриенна Монье, хозяйка почти такой же лавки, только франкоязычной, неподалеку отсюда, на улице Одеон. И к слову сказать, ее магазинчик проработал все военные годы, и он же — первая причина, почему существует «Шекспир и компания».

Хемингуэй выпрямился и протянул Адриенне руку, которую та, улыбаясь, энергично потрясла.

— Я наслышан о вашей книжной лавке, — на превосходном французском произнес он. — Следующую остановку сегодня как раз намечаю сделать у вас в «Ля мезон».

— Счастлива слышать это, месье Хемингуэй. Ближе к вечеру милости прошу, я вся к вашим услугам, но сейчас мы закрыты на обед.

Он рассмеялся.

— Закрыты на обед. Обожаю Францию. Очень надеюсь увидеться с вами у вас в лавке. И еще: прошу вас, называйте меня Эрнест. — Он неожиданно засобирался, надел свою твидовую шляпу и сказал: — Прошу извинить, я должен узнать, не нужно ли чего Хэдли. В следующий раз приведу ее с собой, обещаю. Она лучшая читательница из всех, кого я знаю.

Когда он ушел, Сильвия сделала то, чего не делала никогда: выпроводила всех посетителей из лавки, объявив, что для разнообразия должна устроить длинный французский перерыв на обед. После чего, невинно взявшись за руки, они с Адриенной отправились извилистыми переулками в свое любимое бистро, где заказали на двоих бифштекс неприлично огромных размеров и графинчик вина.

— Знаешь, стыдно признаться, но в последнее время мне немного прискучили дела в магазине: ужасно хочется целиком посвящать себя «Улиссу». Но сегодняшний день напомнил мне, сколько удовольствия может доставлять лавка.

— Чего же тут стыдиться? И у меня бывают такие дни, когда я посмотрю на часы и готова поклясться, что прошел целый час, а оказывается, всего три минутки. Обычное дело.

— И как с этим бороться?

Адриенна пожала плечами.

— Самые волнующие моменты нужно планировать самому.

— Но ведь лучшие моменты — те, что случаются спонтанно.

— Со стороны так и может показаться, но поверь, это неправда. Эрнест, например, не просто волей случая забрел в «Шекспира». Он пришел благодаря всему тому хорошему, что ты делаешь для американских писателей в Париже. Он наслышан о тебе. И чем больше приятных впечатлений ты создаешь у своих посетителей, тем больше интересных людей притягиваешь в свою лавку.

— Я все подумываю, не открыть ли над ней маленькую чайную. Такое местечко, где писатели могли бы выпить и в тишине да покое поработать, тем более что у них под боком была бы моя библиотека на случай, если им что-то понадобится.

Адриенна улыбнулась.

— Прелестная идея, мне очень нравится. Ты должна ее осуществить.

Откуда бы у меня взялось на нее время?

— Однажды так и случится, — сказала Сильвия, испытывая одновременно и трепет волнения, и страшную усталость. И она поскорее опустила глаза в тарелку, чтобы не видеть реакции Адриенны на эту ее смешанность чувств.

Глава 11



Отец Раймонд поправился неожиданно быстро, почти чудесным образом, и это означало, что та теперь свободна и может возобновить прием пациентов. Но она просила Сильвию не переживать из-за перепечатки романа, потому что нашла себе замену в лице Мод Филч, англичанки, которая несколько раз приходила с ней в лавку и изъявляла пылкое желание взяться за дело. Не успела Сильвия перевести дух, как разразилась очередная катастрофа. В один из по-настоящему теплых майских дней Мод прибежала в магазинчик, комкая в покрасневших руках платок, насквозь мокрый от слез.

— О Сильвия, я так виновата, не знаю, простите ли вы меня когда-нибудь, — вымолвила она дрожащим голосом.

Хотя от вида бедной женщины у самой Сильвии в страхе сжалось сердце, она отважно сказала:

— Да нет же, я должна испытывать к вам одну только благодарность.

— Вам больше не придется, когда я расскажу, что стряслось.

— Уверена, мы справимся с любой неприятностью.

И Мод, всхлипывая и икая, поведала Сильвии, что произошло:

— Я уже почти… заканчивала… перепечатывать «Цирцею»[92]. И все шло так прекрасно, но… но я оставила листы у себя на столе… мне так… я так виновата, ни в коем случае нельзя было… потому что… потому что… муж вернулся домой и… он прочитал их и сжег. Оба экземпляра.

Сказав это, Мод, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась.

— Оба? И перепечатанный, и рукопись Джойса?

Мод сквозь слезы закивала головой.

— О господи! Что же творится с людьми, книга-то в чем виновата? — в гневе вскричала Сильвия.

— Мне так жаль, Сильвия.

— Вы тут ни при чем, не вам следует извиняться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза