Читаем Книжный на левом берегу Сены полностью

— Чем мне тебе помочь? — спросила она у матери. Любимый вопрос Сильвии. Придумай она способ помочь, дела бы наладились.

Элинор проглотила кусочек флана и вздохнула.

— Слишком поздно помогать мне, Сильвия. Я стара, я потеряла фигуру, растеряла красоту. Единственное, что еще доставляет мне радость, это любоваться красивыми вещами. Мне уже мало смотреть на них со стороны в музее, магазине, или этих vista[118], как их называют в Калифорнии. Мне нужно, что прекрасное было на мне. Понимаешь, если я ношу красивый браслет или красивое платье, частица их красоты словно бы переходит на меня. — Она снова вздохнула. — Или я стараюсь себя обмануть. Может быть, когда что-то красивое рядом со мной, на мне, я способна хоть на мгновение забыть, что свою красоту я уже растеряла.

С болью в сердце Сильвия накрыла рукой руку матери на холодной поверхности круглой мраморной столешницы.

— Мне очень жаль, Maman. Хоть я твоя дочь, в моих глазах ты совсем не такая, как о себя говоришь. Вовсе ты не старая! И ты мыслишь здраво. Перечитай Бальзака, позаимствуй мужества у его возрастных куртизанок. Или посмотри на Эдит Уортон, на Гертруду Стайн, они хоть и в годах, здесь в Париже вокруг них так и вьются толпы поклонников.

— Но я-то бедна.

— Разве это когда-нибудь мешало тебе?

— Да каждый день моей жизни.

Ее признание было ошеломительным. Неужели и правда она всегда чувствовала себя в нужде? Как же Сильвия того не замечала? Оставалось только гадать, что думают по этому поводу Холли и Киприан, и Сильвия сделала себе мысленную зарубку сегодня же написать сестрам.

— Давай ты останешься со мной на несколько деньков, — взмолилась Сильвия. — Адриенна восхитительно готовит. Будем есть всякие вкусности, к тому же тебя порадуют интересные личности, которые заходят ко мне в лавку. И еще мы как следует прогуляемся по магазинам. А может, сделаем тебе шикарную стрижку?

Элинор пожала плечами.

Начало было положено.



— Джордж что, в Африке? — спросила Жюли.

— Вот тебе и на! С чего это вдруг? — изумился Джойс.

— Антейл, что ли? — вклинился в разговор Боб. — То-то я смотрю, здесь тихо.

— Да, Джордж Антейл, и да, в Африке, хотя никто не возьмет в толк почему, — сообщила друзьям Сильвия, но пока объясняла, сама вдруг начала догадываться, отчего композитор уехал на южный континент. Видя, сколько изумления и любопытства отразилось на лицах ее спокойных, рассудительных друзей, Сильвия заключила, что некоторое внимание ему и его «Механическому балету» обеспечено.

Молва и правда распространилась быстро. Те же газеты, что освещали ход написания «Улисса», а затем перипетии его публикации Сильвией, этой осенью полнились догадками о том, где сейчас композитор, поставляя пищу для сплетен и любопытства во все парижские кафе и бары. Куда девался Джордж Антейл? Почему он исчез накануне анонсированного дебюта полной версии «Механического балета» и обещанной им Второй симфонии? Неужели он сам так же экстравагантен, как его музыка? Возможно, он изучает ритмы племенных танцев и включит их в новое произведение, которое прозвучит на концерте, что состоится весной? Возможно, перед нами Гоген от музыки?

Даже Сильвия, его добровольный рекламный агент и хранитель корреспонденции, получала лишь крупицы драгоценной информации из первых рук. Поначалу она с удовольствием передавала слухи и поддерживала общий интерес к Антейлу. Но чем дальше катилась осень навстречу зимним холодам, тем более неприятный оборот принимали обсуждения. Может быть, ему просто плевать на свою аудиторию? Так называемый гений работает над великой симфонией в Африке? Немыслимо! Его что, затянуло «Сердце тьмы»?[119] — И тогда Сильвия, не выдержав, послала ему письмо с мольбами поскорее вернуться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза