Книжный на левом берегу Сены

Место было прелестное, всего в нескольких минутах ходьбы от площади Контрэскарп, совсем рядом с квартирой Валери Ларбо на улице Кардинала Лемуана, и Сильвию радовало, что она сумела разыскать здесь апартаменты для той, с кем ощущала тесную связь, настолько жизни обеих переплелись с жизнью Джойса. Любопытно, что Сильвия познакомилась с Гарриет только в этот ее приезд. Она собиралась представить Гарриет Маргарет Андерсон и Джейн Хип, которые переехали в Париж «навсегда!», как провозгласила склонная к театральности Маргарет на исходе первой недели бесконечных вечеринок и кутежей на Монпарнасе; а визит в высшей степени интеллектуальный салон Натали Барни^[115] вывел их на орбиту сплошных удовольствий. «И почему я раньше не приезжала сюда?» — Маргарет не переставала задаваться этим вопросом.

— Эзра, похоже, так увлекся Италией, что я даже не уверена, увидим ли мы его здесь когда-нибудь снова, — сказала Сильвия. — Что очень прискорбно. Мне не хватает его и Дороти.

— Видимо, я должна расширить географию своего отпуска и наведаться к ним в Италию, — лениво заметила Гарриет.

Она отпила чай, и Сильвия, хотя провела в ее обществе совсем мало времени, могла бы поклясться, что та подыскивает слова, чтобы высказать, что у нее на уме. Адриенна все еще стеснялась говорить по-английски в присутствии двух женщин, для которых он был родным, и больше молчала; сейчас, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза, она подставляла лицо легким дуновениям ветерка.

Пока Гарриет собиралась с мыслями, Сильвия разглядывала строгое серое платье англичанки — хоть и льняное, но с длинными рукавами и пуговичками, застегнутыми до самой шеи. Сильвия только гадала, как той удается превозмогать жару. Сама она была облачена в белую блузку с короткими рукавчиками и льняную юбку, а вот чулками она пренебрегла, но все равно с трудом переносила зной.

— Вы не думаете, — наконец заговорила Гарриет тоном просительным, если не сказать умоляющим, — что наш мистер Джойс, вероятно, пьет… слишком много?

Губы Адриенны выгнулись в усмешке. Даже ее, признанную гурманку Одеонии, тонкую ценительницу хороших вин и бренди, удивляла эта черта Джойса — как и многих их друзей, включая Эзру. У Сильвии на такой случай имелся дежурный ответ, и она сейчас выдала его Гарриет:

— Очень даже думаю. Только мы ничего не можем с этим поделать. Нора вон чего только не перепробовала, даже сбегала от него в Ирландию.

— Что пошло ей на пользу, — фыркнула Гарриет. — Одобряю. Но все же она вернулась! И что она тем самым ему показала?

— Что жить без него не может. Что любит его таким, какой он есть.

Гарриет нахмурилась.

— Право, Сильвия, что за романтическая чушь!

— Разве мы с вами не продолжаем поддерживать его, невзирая на все его пороки? А ведь мы уж точно не влюблены в него. — Разве что в его произведения, но мое сердце принадлежит Адриенне.

Уголки губ Гарриет опустились еще чуточку ниже. Сильвия знала, сколько раз англичанка умоляла Джойса проявлять больше умеренности — во всем, а не в одном только употреблении алкогольных напитков. В писательстве, увлечении музыкой и в деньгах тоже. В дни, когда он получал от своей патронессы письма с такого рода увещеваниями, он являлся в лавку Сильвии, ворчал и жаловался, а потом вел всех, кому случалось забрести в «Шекспира и компанию» в восемь вечера, угощаться в «Дё маго».

Однако Гарриет никогда не отказывала ему в деньгах.

Она вздохнула и согласилась:

— Да, так оно и есть.

Рот Адриенны превратился в тонкую линию.

— Понимаю, как вы огорчены, Гарриет, — сказала Сильвия, вытаскивая сигарету из изящного серебряного портсигара, преподнесенного ей Джойсом к Рождеству. — Я и сама выдаю ему авансы в счет следующих изданий «Улисса» и даже немного ссужаю из средств лавки.

И хотя она ни за что не созналась бы в том даже Адриенне, Джойс обычно не возвращал ей долги, и она «прощала» их в честь какого-нибудь случая вроде дня Блума или дня рождения самого Джойса.

— Но я глубоко убеждена, — продолжала Сильвия, — что не мое это дело вмешиваться в его жизнь. Моя забота — помогать ему делать его работу, а потом переправлять его сочинения в руки читателей. В конце концов, посмотрите, какой фурор произвел «Улисс»! Никто мимо не проходит. Даже писатели вроде Вирджинии Вулф, у кого роман поначалу вызывал одну только неприязнь, и те подпали под его мощное влияние. Вы читали ее «Миссис Дэллоуэй»? Так там Вулф сама пользуется его приемом внутреннего монолога. «Улисс» — наиважнейшая книга, неотъемлемая от нашего времени.

Сильвия зажгла сигарету и глубоко затянулась, тотчас почувствовав, что горячий дым обжег ей легкие, прежде чем она успела его выдохнуть, и, чтобы охладиться, ей пришлось глотнуть теплого чая.

— Соглашусь, — убежденно заявила Гарриет. — Хотя… я бы очень хотела… получше понять его последнее произведение.

— Вы имеете в виду «Неоконченный труд»?^[116] Или его стихотворения?