Вот и конец моей песне.Не дивитесь, люди!Что бывало — миновалоИ снова не будет.Позабыты мои слезы,Не бьется, в обиде,Сердце старое, черствеет,И очи не видят…Ни хатенки этой белойПод синью небесной,Ни долины приветливой,Ни темного леса,Ни девической улыбки,Ни красы ребячьейЯ веселыми не вижу:Все гибнет, все плачет.Я и рад бы где укрыться,Только где — не знаю.Всюду горе, всюду стонут,Бога проклинают.Сердце вянет, каменеет,И не носят ноги,И устал я, одинокий,На своей дороге.Оттого кричу, как ворон,На злую примету:Солнце тучею покрылось,И не видно свету.Еле-еле к полуночиСердцем прозреваю,Свою немощную песнюЛюдям посылаю.За живой водой и мертвойВорон улетает,Иногда, ее добывши,Сердце окропляет.И зажжется огонечек,С темнотою споря,И начну рассказ про счастье,А сверну на горе.Вот и нынче про слепогоЯ рассказ кончаю,А свести концы с концамиКак складней — не знаю.Так как не было на светеЭтакого дива,Чтоб жена с незрячим мужемПрожила счастливо.А вот — сталось это диво:Год, другой на убыль,Вот они в саду друг с дружкой,Радостны и любы.И старик — отец счастливый —Перед светлым домомУчит маленького внукаВежливым поклонам.
Как снег, три пташечки летелиЧерез Субботово{153} и селиНа крест, который чуть стоитНа старой церкви. «Бог простит:Мы — пташки-души, а не люди.Отсюда нам виднее будет,Как разрывать начнут подвал.Хоть бы скорей уж начинали,Тогда б и в рай нас повпускали, —Ведь так господь Петру сказал:«Тогда ты в рай их повпускаешь,Когда начальство раскопаетИ славный обкрадет подвал».