Код 612. Кто убил Маленького принца?

Им недостаточно молиться в одиночестве, в пустыне, под звездами, повернувшись к маяку?

Хоши перешел на другую сторону.

В доме напротив какая-то пара уснула перед телевизором.

Любить – значит смотреть вместе в одном направлении.

Хоши потянул к себе спрятанную под столом прямоугольную коробку.

Помедлил.

Открыть?

Или убрать?

Вспомнил то, чем поделился с ним географ.

Что стало с Око, Сван, Мойзесом, Изаром?

Он не решился проверить.

Время настало. Он должен узнать, пока не вернулись сыщики, нанятые Око, пока он не открыл им окончательную истину.

Смотритель маяка включил компьютер и вошел в интернет.

Фотографии обломков яхты, разбившейся о скалы острова Риу, – на первой полосе «Прованса».

Маленькая заметка на десятой полосе «Нью-Йорк таймс», подпись к эффектной фотографии: инвалидная коляска, вонзившаяся в крышу «кадиллака».

Снимок, обошедший все социальные сети, сотни миллионов просмотров, – заполнение самого большого бассейна в мире. И слух, в который никто не верил, будто бы так же, как при строительстве плотины затопляют деревню, в этом случае затопили не только хижины, но и прикованные цепями столы и стулья, и даже местного пьянчужку.

Видео, снятое с дрона, на BBC Scotland: от замка на острове Герминия, где обитали лишь один старый чудак да несколько сотен барашков, остались дымящиеся руины.

* * *

Хоши снова повернулся к морю. Дождался, пока луч маяка обшарит набережную, и поискал глазами сыщиков перед заруком с красным парусом. Анди, наверное, спустилась в каюту. Неван стоял на причале. Курил. Или разговаривал по телефону.

Хоши, еще немного помедлив, наконец взял коробку с намерением убрать в шкаф, на полку, где уже стояли две другие прямоугольные коробки с тремя дырками в ряд на одной из сторон. Все совершенно одинаковые.

Хоши улыбнулся.

Зачем ему столько. Географ переусердствовал с коробками.

Он разглядывал белые коробки с пустыми адресными строчками.

Кому уйдет следующая?

Почему бы не этой хорошенькой Анди?

В конце концов, любопытная девчонка вполне достойна стать членом «Клуба 612».

XXXVIII

– Ты где?

– Это последний этап, дорогая моя, потом я вернусь домой… обещаю тебе.

– …

– Ничего не хочешь сказать? У тебя все хорошо?

– Нет!

– Почему?

– …

– Дорогая моя. Вероника. Я по тебе скучаю.

– Ты мне врешь…

– Что ты такое говоришь?

– Ты вовсе не скучаешь. Ты обожаешь летать, для тебя это главное в жизни. И если ты вернешься, то будешь скучать по полетам куда больше, чем по мне сейчас. Потому что вдали от меня ты открываешь другие планеты… потому что в мире много Вероник.

– Не говори так… почему ты так говоришь?

– Я тебя не держу. Я ни в чем тебя не упрекаю… Я люблю тебя, но ты волен летать. Ты свободен, потому что я тебя люблю.

– Но тебе грустно?

– Ты хочешь это знать? Зачем тебе это, тогда ты тоже загрустишь?

– Но тебе грустно?

– Конечно, грустно, до слез. Смотреть в пустое небо. Безнадежно пустое. Но не все ли равно, я ведь хочу только, чтобы ты был счастлив, а твое счастье – это небо. Другая жизнь. Другая земля. Другая Вероника.

– Мне тоже будет грустно…

– Да, такова цена свободы.

– Я скоро вернусь.

– Нет… Не возвращайся ради того, чтобы меня утешить. Ты же знаешь, меня не надо утешать. У меня все хорошо, твою тарелку я убрала, лучше думать о тебе рядом с пустым местом, чем сидеть рядом с тобой, когда мыслями ты далеко.

– Я вернусь, обещаю тебе.

– Для этого тебе придется умереть, чуточку умереть. Я не хочу, чтобы ты умирал, Неван, даже самую чуточку.

XXXIX

Меня разбудило солнце, оно раскачивалось. Я выглянул в иллюминатор зарука, расположенный как раз над потревоженной ватерлинией. К берегу только что подошел огромный теплоход, на палубе толпились сотни паломников.

Ундина крепко спала на матраце в глубине трюма. Я загляделся на золотистые дюны и долины, колодец, оазис, кокосовую кожу и пальмовые листья волос.

Ундина – не роза, неотличимая от других роз. Ундина не капризничает. Ундина не боится холода.

Приручила ли меня Ундина?

В ответе ли я отныне за этого лисенка?

Словно почувствовав мой взгляд, она потянулась, отбросила простыню.

– Ах, я насилу проснулась… Прошу извинить… Я еще совсем растрепанная…

Я не мог сдержать восторга.

* * *

Ундина скрылась, вернулась Анди – умытая, одетая, деловитая. Едва позавтракав, она потащила меня на берег. Мы пробились сквозь толпу до маяка. Анди захотелось подняться пешком. Несколько сотен ступенек. К залу смотрителя мы уже едва дышали.

Хоши – бритый череп, очки на кончике носа – ждал нас перед своими экранами, будто со вчерашнего вечера, когда мы расстались, он не сдвинулся с места.

Анди с ходу накинулась на него:

– Кто? Кто же повредил самолет Сент-Экзюпери? Кто хотел заставить его замолчать навсегда? Кто его убил?

Хоши выглядел более расслабленным, чем накануне. Может, потому, что утром маяк не работал и ему не надо было считать паломников.