Кодекс

«Держать тебя за руку – все равно что держать за руку поезд!» – выпалила как-то я, думая об уитменовских локомотивах, полных мощи, вопящих и несущихся вперед. Сделать их союзниками, вступить в шипящий пар чумазым и неистовым – вот чего мне хотелось. Поезда были огромны, Док тоже был огромен, как шагающая электростанция, как гремящий мост.

Он посмотрел на меня так, будто я сказала несусветную глупость. Поезда поблекли. Осталась только я, улица и мертвый Док.

Ксения

Ксения стала настоящей бомбой. Я ее заметила сразу. Помню не все разговоры и даже далеко не всех, кто там присутствовал, но то, как она выглядела, я помню прекрасно. Ксения совершенно не походила на озабоченных собственной важностью людей, улыбалась, словно хмельная. На груди висели бусы с гигантскими красными бусинами; длинные, взлохмаченные волосы были едва ли не до пояса; лицо с лукавой, любопытной улыбкой и широковатым забавным носом – как у героинь Годара. Во всем ее облике виделось что-то от французской «новой волны». Подведенные черным большие глаза. Героиня шестидесятых. Она была неловкой и грациозной одновременно. Такие девушки приходят – и в них влюбляются все. Она пила вино, отпускала нарочито неуместные шутки, поглядывала, напевала песни и была очень довольна, она возникала везде, рассказывала, размахивала руками, постоянно играла с окружающими и с собой, – выходило очень обаятельно. Вывеска из девичьих чудачеств, не обманывала – Ксения была гораздо умнее и взрослее, чем изначально хотела казаться.

Я на мгновение забыла о Доке и с вызовом разглядывала ее. Это заводит, сработало и тут. Она плела истории о том, что мы похожи на команду супергероев, что Война – это легенда, и она хочет нарисовать про нас комикс. Ксения – знакомая Лося, одного из основных участников ДСПА, и она определенно была единственным восхитительным существом на вечеринке. Я следила за каждым ее движением, за тем, как падают пряди, как она смеется, как взахлеб говорит. Было непонятно, почему все вокруг не останавливаются, не перестают в сотый раз обсуждать, как рисовали на мосту хуй, – и не смотрят только на нее. С хуем уже все давно было ясно, а с Ксенией – нет. Я была покорена, хотя старалась вести себя сдержанно. Чувствовала себя гвардейцем в черном, который смотрит сквозь толпу на женщину-фейерверк.

После прихода Ксении в команде появился дух здоровой конкуренции, ее хотелось впечатлить, но нельзя было перестараться – она слишком привыкла ко всеобщему вниманию. Такая задача развлекала, к мужчинам вернулся задор. Я помню, как мы ради забавы крали для нее орехи, еще какую-то дрянь. Мне она напоминала гибрид Жульет Берто[36] и Энн Вяземски[37], девушку из марксистского периода Годара – особенно это смешение чистосердечного флирта и риторики в духе французских студентов, вера в ситуационизм и восторженные речи о Лосе. В ней море жизнелюбия, брызжущего в разные стороны, молодой творческой энергии, очень заразительной и привлекательной. Иногда казалось, что еще немного – и она лопнет. Мне Ксения нравилась – девчоночьи повадки, одежды, разноцветные дырявые чулки, зажигательные речи; хотелось носиться босиком по улицам, никакого отчаянья, только танцы на горячем асфальте. Ксения – буйство красок, несколько избыточное, но притягательное.

Олегу она тоже понравилась, он приглашал Ксению на фотосессии Войны, называл активисткой Блаженной (от Ксении Блаженной, питерской святой), хотя ни в одной из акций Ксения всерьез не участвовала. На фотосессии для Афиши Ксению подкинули, вырвали из Невы, и она, летящая в солнечных брызгах, в мокром полотнище цвета кумача, такой и вспоминается. Вряд ли ее можно назвать красавицей, но когда ты рядом с ней, она именно такая. Ксения была целиком пропитана французским шестьдесят восьмым[38], его яркими лозунгами, «Будь реалистом – желай невозможного», студенческими восстаниями, абсурдистским вторжением в жизнь. Война ее вдохновляла, заставляла писать стихи и музыку, она хотела присоединиться и немедленно сделать что-нибудь возмутительное. При этом Ксения была стопроцентной женщиной, и стоило ей войти, как парни сразу же поднимали головы. На дебаты Войны в «Грибоедове» мы с Доком пошли только ради нее. Он сворачивал для нее папироски, а я комментировала ход спора.