Читаем Кодекс полностью

Как-то ночью мы с Войной, Ксенией и Лосем шатались по городу и клеили «бабблы», подписи к рекламным плакатам, которые превращали рекламу в радикальные листовки или насмешку. Например, надпись «продай и купи оружия» после хвастливого лозунга «получи приз от Avon!». Или «отдамся за томик Маркса» рядом с полураздетой женщиной, рекламирующей то ли мороженое, то ли чупа-чупс. Нужно было налету придумывать надписи, мы так развлекались, иногда получалось остроумно. Лось днем раньше выступил против травли Лоскутова Олегом, написал текст про то, что не считает кражи идеологией – и Война над ним подтрунивала. Он и впрямь выглядел слишком прямолинейным, предсказуемым. Мне показалось важным дать понять, что он прав, так что я подошла и пожала ему руку: «Ты молодец, что написал». Лось удивился и, кажется, сразу изменил обо мне мнение.

Помню очередную вечеринку в большой квартире журналиста, где окна выходили прямо в небо, стесненное крышами. Внизу был узкий двор-колодец, и, окруженный стенами, он был похож на изрезанную окнами глухую трубу. Я сидела, курила и смотрела вниз.

– Не сиди здесь, – вдруг сказал Док и осторожно поднял меня.

Я удивилась, а он продолжил как-то неожиданно откровенно, словно получил обратно чувства:

– Я каждый раз волнуюсь, что ты упадешь вниз, когда ты так близко к краю садишься. И когда ты воруешь, я все время боюсь, что тебя поймают, просто не могу на это смотреть. Не воруй больше, Мор.

Коза с Олегом включали музыку, мы прыгали, танцевали, пели, смотрели в окна, пили вино, а потом все выбрались на крышу, и город стал нашим – море крыш, труб, выступов. «Ты клевая», – улыбался Док. Вдруг оказалось, что он боится высоты. А Ксения бесстрашно носилась под питерским небом, я – с ней, с крыши на крышу, цепляясь за статуи.

Помню, как мы танцевали. Ксения была игрива, неискренне поцеловала в шею. Док жадно смотрел, будто ждал продолжения, girl and girl action. Жадность вызвала неприязнь. Слова о падении обесценились, внезапно стало одиноко и больно, словно внутренности набили стеклом. Он больше не смотрел так, как раньше, когда мы переговаривались через стол одними взглядами или толкали друг друга плечами – приятельски, заговорщически, чтобы подбодрить и прикоснуться. Да, я «клевая», но зачем это, если ничего не меняется, сколько бы я ни старалась? Пошло все к дьяволу.

Коза несколько раз подряд включала одну и ту же песню, Грязев снимал, потом отошел выпить кофе, а дальше зазвучала «Lovesong» Cure. Ксения стала двигаться, хотя остальные потеряли к танцам интерес. Она сказала: «Когда я впервые услышала эту песню, мне казалось, что я умру». Я слушала Lovesong, музыка звучала очень честно. Все, что я хотела сказать, но не могла, произносил Роберт Смит. Печальный Пьеро-Смит никого не интересовал, но фразы – слишком откровенные – проникали за щиты, и движения женщины передо мной лишь подчеркивали это.

<p><strong>Уитмен</strong></p>

Чертова дружба, ее отчаянно перехвалили. Я больше не верю в дружбу. Под бинтами лицо нетронуто, но если приглядеться, увидишь сплошные шрамы.

И все-таки у меня есть друг – Уолт Уитмен, пьющий, едящий, рождающий. Он сжимает в объятьях, как последнего беспутного бродягу, и мы – братья, мы делим свой хлеб. Я слышу густой голос, громкий, буйный, непокорный, полный жажды жизни, кипящий, как вулкан. Все поэты мира пишут обо мне, все они знают, что у меня на уме, и я сама – Уолт Уитмен. Я хочу слышать, как едут американские поезда, как вздымается Бруклинский мост, как стучат каблуки певичек на улицах Нью-Йорка, меня тянет петь, танцевать, глазеть на их ноги, пить обжигающий джин. Нервные струны джаза, хриплый стон сакса – это мои струны, это мой стон. Отдаваться тебе в горячей траве, на дырявом асфальте заброшенных дорог – лучше букв, лучше текстов, лучше любой философии. Почему ты не хочешь поехать со мной? Почему ты не любишь меня, Док?..

<p><strong>Курица</strong></p>

Идея акции, где курицу крадут из «мушника», запихнув в вагину, пришла в голову Олега давно, и он часто этой идеей с нами делился. В описаниях это выглядело то как былинное свершение, то как мастерская издевка. Параллельно с приготовлениями к другим акциям Война пыталась наладить контакт не то с порноактрисой, не то просто с безбашенной чувихой, которая должна была сыграть в «Курице» главную роль, но постоянно что-то не складывалось – то мы были заняты, то героиня. Было любопытно увидеть человека, готового на подобные подвиги. «Люди посмотрят на акцию и поймут, что раз уж курицу можно в пизде унести, раз другие даже на это способны, то просто взять продукты и запихнуть в сумку, не заплатив, они обязаны», – ухмылялся Олег и похлопывал себя по ляжкам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза