Кодекс

Ксения без большой охоты произнесла фразу на камеру. После все увлеклись своими делами, разговорами, шутками, роликами, чтением комментариев о Войне в сети.

Док всегда находился на периферии зрения; это словно идти по дороге рядом, когда краем глаза видишь плечо друга. Я почувствовала что-то неладное, когда у него изменился тон. В низком голосе Дока появились незнакомые нотки, он лавировал, подбирал слова, вел себя непривычно. Я напряглась и прислушалась к тому, что происходит. Док разговаривал с Ксенией про ее воззрения, размазывая суть вопросами, в глазах появилось азартное выражение, как будто он на что-то поспорил. Чем дольше Док говорил, тем более подлым становилось лицо.

– А на что ты готова ради революции?

– На все, – уверенно ответила Ксения.

Меня охватило плохое предчувствие.

– На что ты готова ради Войны? – издалека приближался к делу Док, заговорщически склоняясь к ней. – Ты же говорила, что сделаешь, что угодно, чтобы присоединиться к Войне. Это так?

Ксения действительно не раз это говорила. Но чтобы присоединиться к Войне, никакие посвящения и жертвы не требовались. Доку это было известно лучше всех, но он изображал таинственность и нагонял тумана, словно продавал подержанное дерьмо.

– Ну да, – подтвердила Ксения, крылья за ее спиной шевелились. – А что нужно делать?

Тут меня наконец осенило. Я оглянулась: остальные замерли, наблюдая за разговором. Ксения выглядела заинтригованной, любопытной, она спрашивала, о чем идет речь, но Док продолжал говорить загадками, словно заправской сутенер. Я не могла в это поверить: мой друг пытался разговаривать с Ксенией с позиции несуществующей власти, вкрадчиво, глупо и подло, вместо того, чтобы просто выложить все, как есть. То ли он был слишком труслив, то ли ему нравился процесс вербовки. Еще недавно он описывал Ксению, словно девчонку-мечту, а теперь использовал идеи революции, чтобы подбить ее запихнуть в себя мерзлую курицу! Даже поза его изменилась, жесты, лицо.

Я спросила, какого черта здесь происходит, но Док надменно дал понять, что я многого не знаю. Я опешила. Нужно было прекратить происходящее прежде, чем он дойдет до конца. Ксения вышла, я резко встала и уставилась на всех сразу.

– Стойте! Что вы собираетесь сделать?

Олег с Доком сообщили, что планируют подписать Ксению на акцию с курицей.

– Парни, неужели вы это всерьез говорите?

Док молчал, к лицу прилипла гадкая ухмылка. Олег уставился на меня с любопытством, Грязев ждал, что будет дальше. На собравшихся мне было плевать – я хотела услышать ответ Дока, но только не тот ответ, который он дал. Я повернулась к Андрею, тот кивнул. Если бы в компании оставался еще кто-то, кто вызывал доверие, я бы спросила и у него. Но задавать вопрос стало некому и незачем.

Акция с курицей не пугала. И даже кандидатура Ксении не пугала, но все должно было происходить иначе. Ей не давали выбора, ее дурачили, подбираясь исподволь, напирая на прежние громкие заявления, лишая дороги назад. Нельзя пользоваться детским восторгом для того, чтобы подписывать, на что угодно. Зная характер Ксении, можно было предположить, что она не спасует. Особенно было обидно и гадко, что Док приплел сюда революцию. Блядь, да что ты вообще знаешь о революции?!

Я села, опрокинула стакан пива, попыталась переварить полученные данные, – и меня накрыло.

– Блевать пошла, – подытожил Олег.

Состояние он уловил верно, но я сдержалась. Я пошла в туалет, где расплакалась от злости и отвращения. Плакать перед Войной – плохое решение, рассказать Ксении о сущности акции и о том, почему я против, тоже нельзя: акции – секрет, я обещала, но меня разрывало от протеста. Я вспоминала вкрадчивый голос Дока, который становился все более и более сальным, эти расплывчатые фразы и намеки на власть принимать решения, которой он не обладал.

В дальнейших действиях расчета не было. Я влетела в комнату – в голубой короткой юбке, как у черлидерши, чулках в розовых цветах, майке с зайчонком и с мокрым лицом я выглядела довольно смешно и четко осознавала это:

– Вы все – свиньи! – это было здорово, сказать: «Вы – свиньи». – Так нельзя! Так неправильно! – кричала я.

От осознания того, что все делалось бесчестно и низко, текли слезы. Я сказала, что немедленно забираю Ксению с собой, но из-за обещания не рассказывать об акциях я не смогла толком объяснить девушке, что и почему неправильно, – это выглядело истерикой. И к черту! Происходящее напоминало фильм, отчего становилось страшно, все вдруг, включая друга, оказались врагами. Андрей достал камеру и начал снимать, но мне все же удалось увести Ксению на улицу. Док так ничего и не сделал – он не смеялся, не оправдывался, не пытался мне помочь, он просто стоял.

– Да что случилось? Я могу сделать кучу вещей. Раздеться, если надо, тоже могу, – Ксения пыталась меня успокоить.

– Они хотели взять тебя на акцию, для который ты не подходишь. Просто поверь мне – ты не подходишь.

Курица разрасталась до размеров Годзиллы, разрывая Ксению на куски.